Черное зеркало колдуна - Лариса Капелле

– И тогда ты решила его отравить?

– Бабка моя была знахаркой, от нее я всем травам и научилась. Приготовила отвар и говорю, выпей, мол, Фролушка, это зелье любовное, силы дает, он как раз к Палашке собирался… – Как ни странно, именно в этот момент самообладание изменило Агафье. Голос ее дрогнул, лицо исказила гримаса боли, она зашаталась, закрыла глаза руками. Марфа ринулась было к ней, но Федор остановил ее властным жестом. Тем временем Агафья выпрямилась, и минутной слабости как не бывало. Она победно улыбалась.

– А Семен?

– А того и вовсе не жалко! Знал он обо мне и Фроле, да и про интерес Фрола к Палашке знал. Вот и догадался, стал деньги от меня требовать, много, все, что накопила! Я на конюшню ему сказала прийти, он рад-радехонек прибежал. С мужиком, может, и осторожничал бы, а бабы чего бояться?! Так пока он головой крутил, вилы подхватила, и все!

– Где зеркало, Агафья?

– А зачем вам оно, разбила я его, это зеркало треклятое, и по лесу развеяла с молитвой, чтобы добрых христиан не смущать.

Она говорила убедительно и разглядывала подьячего с явным чувством превосходства. Только Федор ни капельки не верил.

– Кому ты его отдала?

– Говорю, разбила я его!

– Как хочешь. Посмотрим, что ты, когда тебя на допрос отведу, расскажешь! – как можно тверже проговорил Федор, которому совершенно не хотелось отводить ключницу к пытошных дел мастерам Богше и Данилке, но служба есть служба.

– А никуда вы меня не отведете, господин хороший! Нет у вас на меня власти! – Она закашлялась и через силу продолжила: – Думаете, я весь отвар Фролке дала?! Нет, я его и для себя приберегла, а зачем мне жить-то! Хватит, отмучилась, а Господь меня простит! Так что считайте, что вы наказали виновную… – голос Агафьи был уже еле слышным, и внезапно тело ее задрожало, лицо перекосила судорога. К ней кинулась Настя Шацкая, но ключница уже извивалась от немыслимой боли на полу. Через несколько минут все было кончено. Все молчали. Настя обняла мертвую Агафью и зарыдала, заплакали и Марфа с Ариной.

Федор смотрел, как убивается Настя, и в его голове промелькнула неожиданная мысль. Но в этот же момент почему-то ему расхотелось доводить дело до конца. Отдать в руки Годунова зеркало? А вдруг оно и на самом деле волшебное? Мелентьевна сказала, что оно в хороших руках, в тех, которые никому беды не причинят, вот пусть оно в них и остается!

В этот момент вышел из ступора Еремей Иванович и спросил Федора, указав на бездыханное тело Агафьи:

– Куда ее снести-то?

Марфа произнесла:

– Оставьте ее нам, мы похороним Агафью по христианскому обычаю.

– Марфа, она – убийца, да и сама на себя руки наложила! – вскинулся было боярин.

– Не нам судить, Еремей, Господь рассудит, – спокойно ответила Марфа, и Настя благодарно схватила материну руку.

– Как хотите, – махнул рукой Федор.

– Благодарствуйте, за все мы вам признательны, и что грозу царскую от нашего дома отвели, и за то, что Насте помогли. Господь вам за доброту и сердце справедливое воздаст! Только как поблагодарить вас, не знаем?

– Отдайте за меня племянницу вашу, Арину! – выпалил Федор.

– Арину? Так она же сирота безродная! И приданого за ней дать я не могу, – выкатил от удивления глаза боярин.

Марфа же не растерялась. Глаза ее моментально наполнились благодарными слезами, которые она тут же смахнула и твердым голосом заявила:

– Арина, может, и сирота, да Бог ей ум дал и волю, будет вам женой верной и надежной! А приданое у нее хоть и небольшое, но есть, брат мой покойный мне завещал о ней позаботиться, я обещание, данное брату, сдержу!

Шацкий только крякнул, но перечить жене не решился.

– Все честь по чести выправлю, – пообещал Федор, стараясь не смотреть в сторону Арины, глаза которой сияли, как ясные звездочки, и на лице расплывалась счастливая улыбка, – сватов завтра же пришлю! С Емельяном вместе и пришлем!

На следующий же день поскакали сваты к обмиравшим от счастья Анастасии и Арине. Следом, не медля, пожаловали и Ромодановские за Анной. И вечером наконец-то впервые за столько долгих месяцев слюдяные окошки поместья Шацких засветились надеждой.

– Видать, и не было никакого проклятья-то над нами, а, Марфа! – удивленно проговорил боярин.

Марфа подняла на него заплаканные от радости глаза и просто ответила:

– А за что Талалею было весь свой род проклинать? Чать, он вас любил, олухов окаянных!

Где-то внизу, под отелем-парусником, шумело море. Дубай сверкал и переливался тысячью огней. Сессилия вышла из вертолета, полюбовалась видом, открывающимся с вертолетной площадки на крыше Бурдж-эль-Араба, и двинулась вслед за швейцаром в расшитой золотом ливрее. На пороге номера швейцар остановился и распахнул дверь:

– Вас ждут.

Сессилия поблагодарила и прошла внутрь.

Кафрави даже не потрудился встать при ее появлении. Так и остался сидеть за отделанным черным мрамором и серебряными чеканками бюро.

– Я рад, что ты наконец опомнилась, – вместо приветствия произнес Мансур.

– Иначе мне пришлось бы пожалеть, как когда-то?

– Ты правильно поняла мое послание.

– С возрастом становишься понятливее, – пожала плечами Сессилия, – ты знал, что я тогда потеряла ребенка?

– Да, мне сказали, но ничего не поделаешь, таковы правила. Ты всего лишь женщина, которая решила играть в мужские игры. Если бы послушалась меня, то твой ребенок был бы жив.

– Я – женщина, ты прав, Мансур, – она улыбнулась и помедлила, – только ты ошибаешься, говоря, что я играю в мужские игры. Нет, в игры я давным-давно перестала играть, в тот самый момент, когда на моих глазах уносили трупик моего нерожденного сына.

Кафрави сделал нетерпеливый жест рукой. Идиотка, на старости лет совсем свихнулась! Как будто его могли заинтересовать воспоминания этой старухи! Подумаешь, одним бесполезным существом меньше на планете, нечего было переходить ему дорогу!

– Все это очень патетично, но у меня нет времени на разговоры. Где оно?

Сессилия, не торопясь, расстегнула сумку и вытащила красный бархатный футляр. Мансур следил за ее движениями мрачным лихорадочным взглядом. Его рот приоткрылся, на лбу выступила испарина. Напряжение в комнате можно было потрогать руками. Сессилия медленно подошла к столу, футляр она держала в руках.

– Мои деньги?

– Будут переведены сегодня вечером.

– Нет, сейчас.