Глубокий рейд - Борис Вячеславович Конофальский

— А тебе, дедушка, я смотрю, совсем не спится, — замечает ему Саблин с упрёком.

— Эх, ребятки, в мои годы спать уже не хочется, а бабка моя год как померла, — отвечает ему старик. — Вот и хожу сюда рыбаков по утрам провожать. Хоть поговорить с кем.

Этот дед ему не нравится, впрочем, Денис уже заводит мотор, и через пятнадцать секунд они уже уйдут в черное болото, но почему-то Саблин лезет под КХЗ и достаёт из кармана старенький пятак. Протягивает деду:

— На, дедушка, держи пятачок. Выпей немного.

— О, — дед делает вид, что отдаёт честь, — вот за это, казачок, благодарствую, — он забирает монету. — Ты, видно, тут, в этом отделении, за старшего. Урядник, видно, не меньше.

— Ладно, дедушка, бывай, — Денис уже завёл мотор, и Аким думает садиться в лодку.

Но старик его останавливает.

— Слышь, урядник… Обожди-ка… Погодь минутку…

— Ну? Что? — Аким встал и взглянул на него.

— Если вдруг заминка какая у вас встанет…

— Чего? -не понял прапорщик. — Какая заминка?

— Да какая случится, — со стариковским раздражением продолжает дед. — Скажу тебе место, где можно пересидеть… Отдышаться, подлататься малость, водички попить, поспать под кондиционером и без костюма. Запоминай: шестьдесят четыре, семьсот четыре, шестьдесят семь, семьсот четыре. Запомнил?

— Шестьдесят четыре, семьсот четыре, шестьдесят семь, семьсот четыре, — без труда повторил Саблин. — А что это?

— Это омут один, большой, глубокий, зовётся он Илпи-ма, — пояснил дедок. — Понял? Илпи-ма.

— Илпи-ма. И что? Там хороший налим водится? — уточняет Саблин.

— Нет, — дед снова раздражается. — Какой ещё налим, чего ты мне тут про налимов про своих… Там бегемотов тьма… Омут же… Его вообще сторонкой обходить надо по мелкой воде. Но с востока от омута есть возвышенность, хорошая земля, вся в ивах, а на ней — крепкий бетонный блок. Его не сразу видно за рогозом. То бывшая застава. Говорят, стоит она там с тех времен, когда болото ещё было небольшим. О ней мало кто знает, только наши, да и то все уже старики. Дверь заперта изнутри, но ворота для лодок… Они низом в воду уходят, стоят в воде, и под них можно поднырнуть, понял? Поднырнуть и открыть. Поднырнул под них — и ты уже на заставе. Понял меня, урядник?

— Понял, — кивает Аким.

— Если вдруг прижмут вас, то там отсидеться можете, — продолжает дед. — А ну ещё раз скажи координаты…

— Шестьдесят четыре, семьсот четыре, шестьдесят семь, семьсот четыре, повторил Саблин.

— Вот-вот, молодец, и запомни их, — сказал дедок. — Ну, езжайте, а я пойду пропью твой пятак, у нас рюмочная работает круглосуточно.

— Спасибо, отец, — сказал ему вслед Саблин.

— Бывайте, сынки, — старик обернулся и перекрестил их лодку.

Прапорщик сел в свою посудину и оттолкнул её от мостушки, а Вася и спрашивает у него:

— Ты ему пятак, что ли, дал?

— Угу, — отвечает Саблин.

— Старый он… Упьётся до смерти на пятак-то, — разумно рассуждает Ряжкин.

— Ну… Если будет пить без закуски, — прикидывает Аким. И тут же спрашивает: — Денис, ну что, дойдём до Горок за двое суток, если будем меняться и спать прямо тут, если останавливаться на ночь не будем?

Луч лампы находит проход среди стен растительности, лодка идёт прямо в узкий коридор из рогоза, мотор тарахтит на самых малых оборотах, и Денис поначалу не отвечает, а лишь качает головой: нет. Но потом поясняет.

— Это вряд ли… Тут глубины сначала будут небольшие. Рогоз плотный пойдёт, проток мало будет, а ряски много. А через сутки, как ближе к Оби подойдём, так ещё и омуты начнутся… Течение начнётся… Сносить на север будет… Там тоже хороших оборотов не удержать… А ночью лучше на земле быть, на твёрдой. Тем более… — тут он замолкает и снова качает головой. — Нет, за двое суток до Оби не поспеем.

— Ладно, найдём островок для ночёвки, — произносит Саблин. — Главное, чтобы выдр не было.

— Найдём, — подтверждает Калмыков. — Найдём без выдр.

«Ладно, пойдём… В болоте нам всем ночевать не впервой… Посмотрим…».

Саблин готов к длинной и тяжкой дороге, да и те казаки, что идут с ним, тоже. Он был в них уверен.

Глава 25–26

Глава 25

— Всё, больше приёма нет! Всё «живое» осталось там… — сказал Ряжкин, указав рукой на юго-восток, в сторону Ягельной. Он расположился с рацией и блоком РЭБ в середине лодки. И по-военному доложил: — Эфир чист, только радиомаяк третьей заставы. В поле видимости РЭБ электромагнитных импульсов нет.

И так как Станция пришлых теперь осталась позади, Денис сменил курс, стал брать севернее. На Горки.

Саблин вглядывался в окружавший его недружелюбный мир. Рогоз тут тёмный, весь в пыльце, растёт плотно, протоки оставляя для прохода узкие, да и в протоках вырывается из воды пучками так, что Калмыков больших оборотов не держит. Ему приходилось всё время маневрировать. Ряски тут немного, но вот тина, она везде, серая её масса лежит прямо под поверхностью воды, сантиметрах в десяти, Денису время от времени приходится резко прибавлять газа, чтобы освободить от налипавшей тины винт мотора.

Калмыков, конечно, был прав: с такой скоростью за два дня до Горок им не дойти.

Теперь Аким вспоминал эти места. По молодости сюда наведывался с товарищами. Пока был не женат или пока жена была молода. Так же, как и Денис Калмыков, хотел заработать денег, хотел налимов брать, или драгоценных черепах, хотел привозить в Преображенскую полные садки улиток. Тут, на отмелях вдоль русел рек, на течениях, они хорошо плодились. Тогда прапорщик был молод, и две недели в болоте не казались