Куртизанка и капитан - Люси Эшфорд

— К сожалению, нет. Несколько месяцев спустя я обнаружила, что он встречается с моей сестрой и дарит ей подарки. — Она подняла глаза, он видел застывшее в них страдание. — Я не знаю, было ли что-нибудь между ними. Но мы ужасно поссорились. Она заявила, что я просто ревную, ибо сама желаю Томаса. Я заявила, что она ведет себя очень глупо.

— А разве ваша матушка не могла поговорить с сестрой?

Розали покачала головой:

— Мама к тому времени уже чувствовала себя совсем нехорошо. Когда я предупредила Линетт, что намерения Томаса могут быть весьма далеки от благородных, она воскликнула, что я делаю ее жизнь невыносимой. И несколько дней спустя ушла из дома. Собрала вещи и уехала на почтовом дилижансе в Оксфорд. — Розали тяжело дышала. На ее лице было написано глубокое отчаяние. — Линетт хотела стать актрисой, поэтому я предположила, что она уехала в Лондон. Вновь и вновь я возвращалась в этот город в поисках сестры, но все было тщетно. Наконец мне пришлось остаться в Оксфордшире, матушка окончательно слегла. Прошлым летом она скончалась. В октябре того же года я получила от Линетт записку о том, что она попала в беду. Я нашла сестру при смерти с Кэти на руках. И во всем именно моя вина.

Розали вскочила, взволнованно проведя руками по длинным белокурым волосам.

— Теперь вы видите, я недостойна вашей доброты, вы благородный и щедрый ко всем обездоленным. А я… я выбросила сестру из дома. И пойму, если вы больше не захотите мне помогать.

Высоко подняв голову, она направилась к двери.

В этот момент в нем что-то будто оборвалось, хрустнула железная цепь самоконтроля. Что-то не так. Что-то очень не так в истории, которую она поведала. И тем не менее это уже не имело значения, поскольку она страдала.

Алек загородил ей путь. Положил руки на плечи. Чувствуя, что ее бьет нервная дрожь, бережно приподнял пальцем ее маленький подбородок.

— Розали, послушай меня! Ты просто пыталась направить ее на правильный путь, подобно тому как родители воспитывают непослушных детей. И, прости меня, твоя сестра ушла из дома, не сказав ни слова, глубоко опечалив больную матушку. Безрассудный шаг с ее стороны, не так ли? Ты сделала все, что могла. Ты меня слышишь?

— Вы просто очень добры ко мне. — Розали продолжала дрожать. — Но вы должны ненавидеть меня за то, что я предала сестру. Возможно, Томас был прав, я ревновала, ведь она была такой красивой, а я нет.

— Некрасивой? — Алек потрясенно уставился на свою гостью. В это просто невозможно поверить. — С какой стати, ради бога, вы настаиваете на этой глупости?

Она пожала плечами, непокорно встретив его взгляд.

— Я слишком тощая. Лицо худое. Нос вовсе не задирается задорно вверх, как у Линетт. Глаза слишком большие, волосы прямые.

— Вы перечисляете эти качества так, будто они являются недостатками, — пробормотал Алек. — Послушайте меня. Ваше телосложение изящно. У вас высокие скулы, совершенный носик, ваша фигурка…

Он был потрясен своими словами, тем, что ему пришлось их произносить. Его прошлые любовницы хранили абсолютную, непререкаемую уверенность в собственной привлекательности. Они всегда напрашивались на комплименты, и Алек делал их, с охотой или без. На сей раз он обнаружил, к своему удивлению, что говорит искренне.

— Розали, многие женщины красивы, но ты прекрасна!

Его руки все еще сжимали ее плечи. Какая опасность! Тяжесть в паху переросла в мучительную пульсирующую боль.

— Вы должны меня презирать! — упрямо, почти дерзко воскликнула Розали.

Ох, как нехорошо. Ее трепещущие губы оказались всего в нескольких дюймах от его рта. Прекрасные бирюзовые глаза так широко распахнуты, что светящееся в них отчаяние разбило тщательно возведенные заслоны.

Алек склонился, чтобы ее поцеловать. Он задумывал поцелуй, чтобы успокоить ее. Внушить уверенность. Проявить нежность.

Проклятье. Как бы не так!

И все-таки что-то казалось ему абсолютно неправильным. Что-то мешало. Предполагалось, что она вдова. И вдруг все, что раньше представлялось немного подозрительным, не укладывалось в ее рассказ о своем прошлом, неожиданно встало по местам.

Ни разу за все время Розали не упомянула своего мужа!

Слишком поздно. Чертовски поздно. Она уже открылась для поцелуев, как цветок раскрывается животворящим солнечным лучам.

И ничто в мире не удержало бы его от неизбежного.

Розали всем существом ощущала ласку его теплых губ. Каждый нерв словно взрывался от его прикосновений. Жидкий огонь желания расплывался по венам, воспламеняя и побуждая к действиям. Алек притянул ее ближе, обнимая за талию. С низким голодным чисто мужским стоном он впился в ее рот, Розали откликнулась, раскрывая губы, отвечая на дерзкие поглаживания языка.

Ее окутал его дурманящий аромат. Возбужденное мужское естество прижималось к потаенной расщелине между ее бедер, посылая волны мучительно сладкого желания. Язык вторгся в ее рот, напористо и столь же сладко. Розали хотелось раствориться в крепких, объятиях, слившись с ним воедино.

В этот момент она осознала, что Алек волевым усилием отодвинул ее в сторону.

— Этого не должно произойти, — проскрежетал он, стиснув зубы.

На ее щеках вспыхнул алый румянец, однако внутри все словно заледенело. Дочка французской потаскухи. Возможно, то, что она рассказала о Томасе, окончательно оттолкнуло его. Ее глаза расширились, в них застыла мука.

— Конечно. Простите меня. Вы были так добры ко мне, а я настоящая дурочка.

— Добр к тебе! — Он обхватил пальцами ее милое личико и поднял вверх так, что взор его горящих желанием глаз скрестился с ее взглядом. — Ты считаешь это добротой?

Ее сердце пропустило удар.

— Просто… просто не отвергай меня, — прошептала Розали. — Только не сейчас.

— Розали, я пытаюсь предупредить тебя.

— Алек, с тобой я чувствую себя в безопасности. В такой безопасности, как никогда в жизни.

И обвила руками его шею, приподнимая густые темные волосы, соскальзывая вниз, чтобы приласкать под расстегнутой рубашкой сильные мускулистые плечи. С низким стоном Алек снова прижал ее к своему возбужденному телу, другой рукой пытаясь расстегнуть пуговички ночной рубашки, пока не раскрыл полностью длинный вырез и не обхватил ладонями совершенные груди.

Розали цеплялась за его плечи, соски напряглись, тело изнывало от пронзающего желания. Алек поднял ее на руки, нежно отнес в постель и аккуратно, будто нечто хрупкое и драгоценное, положил на покрывало. Потом опустился рядом, продолжая целовать в губы. Она инстинктивно изогнулась всем телом, стремясь испытать сладость от прикосновений. Голова запрокинулась, когда Розали дотронулась дрожащими ладошками до его сильной обнаженной груди, ощущая гладкую кожу, под которой напряженно вздымались твердые мышцы, чувствуя оглушительные удары его сердца.