Психоз 2 - Роберт Альберт Блох

Формула работала. Вот почему Дрисколл сидел сейчас здесь, в большом особняке на Малхолланд-драйв, откуда — если не случалась туманная ночь вроде этой, что бывало редко, — он мог видеть студию далеко внизу. И это, как он сам полагал, было его самой большой наградой — возможность смотреть на студию свысока, в обоих смыслах этого слова. Наблюдать с высоты ее никчемность, ее тщеславие и продажность, сознавая вместе с тем, что и сам он вовлечен во все это. Меа culpa.[89]

Дрисколл пожал плечами, задумавшись над тем, насколько ему удалась его хитрость. Люди со студии, наверное, полагали, что он не отличает «mea culpa» от «Миа Фэрроу».[90]

Да что сказать, даже жена не знала его тайны; никто не знал. Для Деборы он был просто большим жирным слюнтяем с большим жирным счетом в банке. Она уехала с детьми в Спрингс[91]на неделю, чтобы побыть подальше от этого слюнтяя, но звонила каждый день, отдавая дань неизменного уважения его банковскому счету.

А что было бы, если бы она узнала, что никакого счета нет? Что этот особняк и дом в Спрингс трещат под тяжестью второй закладной плюс проценты за просрочку платежа?

Неуместные вопросы. Она не узнает, во всяком случае, до тех пор, пока удача на его стороне. Удача — вот на что ему следует положиться.

Три последние картины были неудачны. Надо было продать их Пентагону; с такими бомбами, какие показаны в тех фильмах, они могли бы уничтожить Советский Союз. После третьего фильма возникла надобность в закладных.

Потом удача вернулась — Виццини уговорил его взяться за «Безумную леди». И все шло гладко вплоть до этой недели, когда в Нью-Йорке прослышали о побеге Нормана Бейтса и новых убийствах.

«Они хотят выйти из игры, — сказал ему Рубен. — Они думают, что на фоне последних событий твоя история выглядит совсем пыльной». Ему кое-как удалось уговорить Рубена не отказываться от съемок немедленно, повторив за Джорджем Уордом, что новость о побеге Нормана — не препятствие, а скорее реклама для их картины. Но самое большее, чего он добился от Рубена, — это передышка, а на завтрашнее совещание должны были прийти спонсоры. Тогда и будет принято окончательное решение.

Да еще этот Клейборн неожиданно объявился и все усложнил. Прежде Дрисколлу удавалось справляться с Роем Эймсом и его угрызениями совести, но Клейборн раскачивает лодку по-настоящему. С каждым днем их возражения все сильнее подрывали моральный дух съемочной группы; с каждым днем проценты росли, а перспективы получить солидный аванс таяли.

Сегодняшний день оказался особенно скверным. Утверждение, что Санто Виццини психически неуравновешен, было довольно запоздалой новостью, но сам по себе этот факт не доказывал, что режиссер виновен в поджоге. Одно было несомненно: огонь развел не он.

Дрисколл закурил сигару, а потом пожалел о том, что сделал это. Горящая спичка послужила ему мучительным напоминанием.

Перечитывая на днях страховой договор на картину, он обнаружил пункт, в котором шла речь о непредвиденных обстоятельствах. Доказанный несчастный случай, смерть или серьезная травма исполнителей основных ролей, разрушение материальных объектов влекли за собой выплату всех оговоренных в контрактах сумм всем без исключения лицам, задействованным в постановке.

Снова удача. Зачем рисковать и создавать себе дальнейшие проблемы или пытаться убедить людей из Нью-Йорка не отказываться от финансирования картины? Он может получить свои деньги сейчас — и не аванс, а всю сумму, с гарантией, и притом значительно больше, чем нужно для того, чтобы выкарабкаться. И никто не осудит его за это деяние Господне. А к тому времени, когда закончится наличность, он уже будет полным ходом осуществлять какой-нибудь другой проект.

Все показалось так просто, как только он обдумал детали. Удача отвернулась от него, когда он незаметно принес канистру с бензином в декорацию. Его ошибка заключалась в том, что он поджег покрывало раньше, чем разлил бензин. Огонь привлек внимание охранника, и он едва успел спрятать канистру под кровать и выйти через боковую дверь.

Случай помог ему никем не замеченным вернуться в офис, но тот же случай помешал распространению огня. Теперь ему оставалось лишь уповать на то, что Клейборн поверит его рассказу об оформителе. Через пару дней психиатр уедет, а к тому времени и совещание с Рубеном и людьми из Нью-Йорка будет позади. Придется попотеть, убеждая их в правоте Джорджа Уорда. Завтра он может со свистом полететь под уклон. Но резкий, грубый Марти Дрисколл, этот заносчивый слюнтяй, добьется своего. Теперь у него не было выбора.

Он шагал взад и вперед перед стеклянными дверями, вглядываясь в ночь. Огни потонули в тумане, но завтра они снова засияют, ярко и ясно. Лучше отдохнуть, чтобы во время совещания тоже выглядеть ярким и сияющим.

Еще один день — это все, что ему было нужно. Еще один день — и все окончится для него наилучшим образом. А потом — к черту их всех: сценариста-невротика, разговорчивого психиатра, дуру-девчонку, этого безумного режиссера и его потускневшую звезду.

Не волнуйся, сказал он себе. Ты их одолеешь. Хотя это будет не пикник…

— Да здесь настоящий пикник, — сказал Пол Морган и указал на голых мужчин, толпившихся у него за спиной возле туалетного столика с тремя зеркалами. — Вы только посмотрите — одни булочки да сосиски!

Роберт Редфорд захихикал:

— Говори за себя, мой милый. Всякий раз, когда я вижу голые тела, я вспоминаю о том, что Господь Бог не слишком хорошо разбирался в анатомии.

— Не надо богохульствовать. — Джон Траволта пристально всматривался в свое отражение в зеркале, широко раскрыв глаза. — Почему вы все время нападаете на религию?[92]

— Потому что мою бабушку изнасиловал хор мормонов из Табернакля.[93]

— Ты уверен, что это был не дедушка?

Все завизжали, кроме Клинта Иствуда. Он смотрел на них из угла, в котором сидел, массируя ноги.

— Приятно иметь с тобой дело — с тобой и твоими дружками!