Любовница поневоле - Марина Эльденберт

— Это была уловка. Ты бы не поверила, что я так и не смог тебя забыть. А я знал, что сделаю все, чтобы ты осталась со мной.

Дэнвер тоже делал все, чтобы мы были вместе, а потом… Потом мы все разрушили. Доминик не Дэнвер, но новых подобных отношений я не выдержу. Они разрушат меня.

— Это не отменяет того, что я сказала, — говорю тихо.

— Как же с тобой сложно, — рычит он, а я прикладываю указательный палец к его губам.

— У нас две недели, Доминик. Ты дал слово альфы.

А после обвиваю его ногами и целую, чтобы уйти от этой темы. Потому что знаю, что ни до чего мы не договоримся. Так какой смысл тратить драгоценное время?

Две недели, и я освобожусь от сделки с ним.

А потом мы расстанемся.

Так будет правильно.

Утром я проснулась в таком хорошем настроении, которого у меня не было очень и очень давно. Может, этому поспособствовала новость о том, что скоро я решу свои проблемы, а может, ночь, что я провела с Домиником, но я чувствовала себя если не свободной, то близкой к этому. И, входя в магазин через дверь для посетителей, даже напевала услышанную по радио песню. Поэтому не сразу обратила внимание на яростно жестикулирующую Рэбел, которая показывала, что… Чтобы я не заходила?

К сожалению, я не успела ничего толком разобрать, а сейчас было уже поздно. Потому что теперь я заметила занявших кресла родителей, а они конечно же заметили меня. И лица у них были как у тех крестьян, которые в восьмом веке ходили с вилами на вервольфов.

— У тебя гости, — приблизившись, негромко объявила помощница.

— Спасибо, что сказала об этом раньше.

— Вообще-то я написала тебе сообщение.

Которые я сегодня не читала.

— Они устроили мне допрос с пристрастием, — понизила голос Рэбел. — О том, где ты и с кем. Они в курсе того, что у тебя проблемы.

Только этого не хватало!

— Ты рассказала?!

— Конечно, нет! — обиделась подруга. — Кто-то другой постарался. Не представляю, что им известно, но настроены они очень воинственно.

— Я заметила.

Особенно когда улыбнулась папе, а он только сдвинул брови.

— Ладно, спасибо, — шепнула я Рэбел. — Занимайся делами.

— Удачи!

— Кто-то умер? — шучу я, подходя к родителям.

— Шарлин, мы все знаем! — трагическим голос начинает мама.

— Знаете что?

— Что ты ввязалась в плохую историю, дочка. — Папа поднимается из кресла и кладет руки мне на плечи. Причем делает это так торжественно, что я едва сдерживаю нервный смех. — Но нам ты можешь рассказать правду. Про шантаж, про угрозы, про то, что продаешь магазин.

А вот это совсем не смешно! Но я не собираюсь вестись на провокацию.

— Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? — требую я, переводя взгляд с отца на мать. — Что вы узнали и от кого? И, пап, хватит обращаться со мной, будто мне пять.

— Ты всегда будешь моей маленькой Чарли.

— Знаю. Но я уже давно не маленькая. Так что давайте перейдем к делу, потому что через полчаса здесь будет море посетителей и мы не сможем нормально поговорить. Что у вас случилось?

— Не у нас, Шарлин, — возмущается мама. — У тебя.

— Ты перестала заглядывать к нам на завтрак, — упрекает папа.

— Сейчас горячая пора в магазине, — напоминаю я, — так каждый год.

— Ты снова связалась с вервольфом после токсичных отношений с Дэнвером.

— Токсичных?

— Да, я прочитала это в статье одного психолога в «Прайме». Она называла так отношения, в которых один партнер разрушает личность другого, подчиняет себе, удерживает рядом с помощью шантажа и упреков. Ты не выглядишь счастливой рядом с этим вервольфом! — Она выделяет последнее, будто слово «вервольф» — ругательство.

— Мам, тебе не кажется, что это расизм? Я уже молчу о том, что моя личная жизнь на то и личная, чтобы такой оставаться. С чего вы вообще решили, что я несчастлива?

— Коре видел вас в «Коршуне», — вклинивается в разговор папа, — и сказал, что разговор между тобой и тем мужчиной был напряженный.

— Ты отказалась мне его представлять, когда мы с тобой случайно столкнулись на улице, Шарлин.

— Ты изменилась. Ходишь в платьях, а еще за тобой ходят верзилы.

— Прим Гаррет, из «Фламинго», видел, как ты снова встречалась с тем типом, который хотел купить у тебя магазин.

— А нас везде преследуют волки!

— Преследуют волки? — прижимает руки к груди мама. — Ты не говорил мне об этом.

— Прости, дорогая. Не хотел волновать тебя раньше времени.

Папа ее обнимает, а мне не остается ничего другого, как опуститься в кресло. Просто понимаю, что сейчас лучше сесть.

— Откуда вы узнали про волков?

Сомневаюсь, что вервольфы Доминика настолько неосторожны, чтобы легко себя выдать.

— Я, знаешь ли, не слепой, дочка, — поправляет очки с толстыми линзами папа. — С тобой творится что-то странное. Скажи, ты связалась с бандитами? Тебе нужны деньги? Тебе угрожают?

Они с мамой так испытующе на меня посмотрели, что я прикрыла глаза ладонью. Стараешься, стараешься оградить близких от волнений, но они сами начинают накручивать себя и копаться во всех твоих тайнах.

Ну и что мне делать? Рассказать правду? Лучше так, чем родители придумают детектив покруче, чем в книжках.

— За вами действительно присматривают вервольфы. Из стаи Дэнвера. Они не бандиты, у них приказ вас защищать.

— От кого защищать, Чарли? — хмурится папа.

— От тех, кому муж остался должен денег. Да, у Дэна остались долги, которые перешли ко мне. Но я обратилась к альфе его стаи, и он согласился мне помочь. Вервольфы, приглядывающие за вами, — подстраховка.

Я рассказываю факты. О том, почему не пошла в полицию, а обратилась к Доминику. О том, что это только между нами. Лица родителей с каждым моим словом вытягиваются все сильнее и сильнее, пока отец не выдает забористое ругательство и убегает в другую часть магазина. Он всегда так делает, когда расстраивается, поэтому мы с мамой только смотрим ему вслед.

— То есть у тебя нет отношений с этим альфой? — интересуется мама.

— Они только деловые, — отрезаю и вспоминаю, как вчера бегала с волком по пляжу. Но я не собираюсь рассказывать об этом даже Рэбел. Эти мгновения я оставлю только для себя.

— Сколько тебе нужно денег? — спрашивает вернувшийся папа. — Мы можем оплатить долг.

— Не можете, — твердо отвечаю я. — По крайне мере пока я не увижу доказательств, что долг действительно существует. Иначе получается, что кредитор всегда может вспомнить, что Дэнвер должен был еще больше. Никто из вервольфов даже разговаривать с нами не станет.