Ангел пригляда - Алексей Винокуров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, разумеется, какая там книжка! Кому нужны книжки в эпоху Интернета, когда вы можете зайти в социальные сети и вас там совершенно бесплатно обругают последними словами! О каких книжках речь? Но, понимаете, не могли мы сказать всего напрямую, не имели морального права. Но раз уж вы сами стали догадываться, ну, тут уж, как говорится, против лома нет приема, пришлось вас посвятить, тем более человек вы серьезный и наверняка латентный патриот…
– Латентный? – удивился Суббота.
Гениус кивнул: именно, именно латентный.
– Вам, конечно, известно, что все патриоты на три делятся категории: дураков, купленных крикунов и настоящих любителей отчизны. Вот эта третья категория себя не выпячивает, а молча, тихо, за достойное вознаграждение исполняет свою благородную миссию. И вы ее тоже исполняете. Просто не останавливайтесь на полпути, а уж за деньгами мы не постоим.
И князь с надеждой поглядел на Субботу. Тот молчал, о чем-то думал.
– Мне одно только остается неясным, – наконец выговорил он.
– Любые вопросы, – дружелюбно проговорил хилиарх, – все, что хотите.
– Почему я вижу сны, связанные с этим вашим архангелом?
Хилиарх посерьезнел.
– Это, пожалуй, единственный вопрос, ответа на который мы не знаем. Возможно, вы могучий экстрасенс. Или у вас с ним мистическая связь. Точно сказать не смогу, готов принять любую вашу версию.
– Тогда еще один вопрос…
Князь снова кивнул, но выражение лица было у него уже не такое приветливое, легкое нетерпение сквозило в его чертах. Впрочем, он ничем этого не выразил, так что, может, Субботе только показалось.
– Вопрос вот какой: во сне я вижу его то в виде человека, то в виде архангела с крыльями… Что это значит?
– Вы видите не его самого. Вы видите его мысли, чаяния, устремления. А он себя так и представляет – могущественным архангелом, повелителем смерти с черными крылами.
Суббота кивнул удовлетворенно.
– Ну, теперь мне все совершенно ясно…
Ему действительно стало все ясно – вилку, чтобы тыкать в глаз, князь, скорее всего, держал в ящике стола, а стол остался в кабинете. Но он, конечно, этого не сказал, чтобы не смазать благоприятного впечатления о разговоре.
– Итак… – внушительно проговорил князь.
– Итак, – послушно повторил за ним Суббота.
– Итак, вы продолжаете видеть сны. Но уже с полным сознанием возложенной на вас необыкновенной миссии. Я же, со своей стороны, спрячу вас понадежнее, чтобы никто до вас не добрался, – в особенности же Диана.
«Черт бы тебя побрал!» – с досадою подумал Суббота, но вслух этого не произнес, было неудобно: похоже, у них с князем стали налаживаться особенно близкие, почти что дружеские отношения.
Когда в дело вступают спецслужбы, мозги отходят на второй план – это капитан Голощек знал по опыту. Все эти джеймсы бонды, вражьи и доморощенные, только изображают великих логиков. На самом же деле не от умственных рассуждений зависит исход, а от вещей капризных и непредсказуемых: замерло вдруг в груди, холодок пробежал между лопатками, зачесался глаз – и не третий, а правый или левый, – и вот уже поднялось, нахлынуло откуда-то и несет, бросает разведчика из стороны в сторону, пока, наконец, не убьет, как котенка, об угол или не швырнет в тихую гавань. И тут уже, действительно, будет время и для логики, и для размышлений – да хоть в шашки играй, когда дело сделано. Именно в шашки, любимую игру шпионов, потому что все в ней ясно: я туда, он сюда, я сюда, он туда, я в дамки – и каюк ему, болезному, не лезь бодаться со специальным человеком. Не то что в шахматах, где все ходы все равно не угадаешь, да и выигрывает обычно не самый сильный, а самый противный – который ногами под столом пихается, или в туалет ходит каждые пять минут, или вдруг сморкаться начнет с такой силой, которая слону не снилась.
Конечно, до тихой гавани было еще ой как далеко, но главное они сделали: миновали пограничный контроль и благополучно прибыли в Москву, она же – Белокаменная, как ее тут зовут в честь положенной на тротуарах вместо асфальта кафельной плитки. Через пограничный контроль в аэропорту прошли на удивление легко. Неизвестно, кого тут следовало благодарить – судьбу, такую же близорукую, как сестра ее фортуна, счастливый случай или перст Божий, но кто-то наверху явно был на их стороне.
Конечно, пропустить их могли и специально, чтобы проследить да присмотреться поближе, но в такое хитроумие российской контрразведки Голощек верил мало. Сколько ни твердила Катерина о важности их миссии, капитан был убежден: не тот человек батюшка, чтобы ради него проводить спецоперацию, да еще и с наружным наблюдением. Про него же самого, Голощека, и подавно речи не было – обычный полевой разведчик, не СБУ, не СВР и не ГУР, человек по государственным масштабам не то что маленький, а и вовсе почти незаметный. Но, несмотря на всю незаметность, у него была важная миссия – во что бы то ни стало помочь Катерине и вывезти ее обратно живой и здоровой. Что его ждало на родине после самовольной отлучки, об этом он думать не хотел, неприятно об этом было думать, нерадостно – вот и не думал. Думал только о хорошем, о Катерине, о будущей их любви.
Сама Катерина, правда, ничего ему не обещала, ну да Голощек знал себя: не было такой женщины, которая бы не сказала ему «да» – не сегодня, так завтра или через месяц. Тем более Катя не обычная была женщина, а единственная и неповторимая, теперь он знал это точно.
Вот так и вышло, что капитан Голощек находился теперь на полулегальном положении в чужой, да и, прямо будем говорить, вражеской стране. На руках у него при этом были еще три человека, не то что не имевших специальной подготовки, но едва ли способных пробежать, не запыхавшись, хотя бы пару километров в полном обмундировании. Но эти трое, никуда не годные в военном смысле, были все же дороги Голощеку – Катя, само собой, отец Михаил и даже смешной и суетный дьячок Антоний, невесть зачем увязавшийся за ними. Для этих троих он был готов теперь наизнанку вывернуться и в лепешку разбиться.
Однако пока все было тихо и никто не требовал выворачиваться и биться в лепешку. А искушать судьбу без нужды он не хотел…
Красная змея аэроэкспресса доставила их из аэропорта в Москву, на Белорусский вокзал. Бесшумно притормозив, изрыгнула из длинной кишки своей размеренную, неторопливую толпу – экспрессом ездили люди солидные, босяки предпочитали транспорт подешевле. Толпа, разворачивая и могучие, как танки, и совсем небольшие чемоданы на колесах, разноцветные, словно калейдоскоп разбили, все ускоряющимся шагом устремилась к метро.
Компания их двинулась за пассажирами: до нужного места требовалось проехать пару остановок на метро. Впереди шел, зорко поглядывая по сторонам, сам Голощек, за ним – Катерина и отец Михаил. Замыкал процессию дьячок Антоний с козлиной своей, вздернутой от ошеломления бородой.
Город – большой, могучий, некогда прекрасный, а ныне ошпаренный, словно проказой, проделками градоначальников – наступал на них со всех сторон. Слева откровенно, голая почти раскинулась площадь Белорусского вокзала с алчными таксистами на желтых, как смерть, драндулетах. Нырнув под эстакаду, площадь раздваивалась: одна часть сужалась и плавно уходила в недоступную глазу даль, к вокзалу уже Савеловскому, другая истекала в Тверскую-Ямскую, которая летела стрелой, утыкалась тупым наконечником прямо в сердце страны – Красную площадь, благоразумно отделенную от мира Историческим музеем и вратами Иверской Божьей Матери.