Книги онлайн и без регистрации » Романы » Неистощимая - Игорь Тарасевич

Неистощимая - Игорь Тарасевич

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 48 49 50 51 52 53 54 55 56 ... 148
Перейти на страницу:

Сзади стояла небольших размеров овчарка – та самая, только что невидимо прошедшая с невидимым Цветкову патрулем, желто-черная, со впалым животом, в широком брезентовом ошейнике. С ошейника свешивался болтающийся, не надетый, а просто укрепленный на нем и расстегнутый сейчас намордник. Цветкова от неожиданности взял столбняк. А овчарка повернулась, подошла к двери и села возле нее, высунув длиннющий язык, часто задышала. Повисла пауза. Собака не лаяла, и никто, кажется, ее не сопровождал сюда. Цветков прислушался – никто нигде не кричал, никто не звал ее, никто не шел за нею следом. Спокойные люди охраняли его институт, люди со стальными нервами.

Тут мы кстати должны вам заявить, дорогие мои, что мы все-таки решили настаивать на свершенном Костею открытии, и овчарка явилась не на запах, а, разумеется, на звук. И счастье, что дверь осталась приоткрытою, иначе, не смогши войти, выученная собака наверняка бы залаяла, и тут охранникам пришлось бы отрывать задницы от кресел.

Цветков собак не боялся. В принципе. Что не мешало ясному сейчас пониманию, что выйти ему из лаборатории овчарка не даст. Все. Приплыли.

И снова Божий промысел спас Цветкова.

Сам пока не понимая, что делает, он тихонько, медленно-медленно двигая рукою, открыл еще одну камеру – дверца неожиданно легко открылась, – нащупал там среди ледяных наростов нечто, это нечто достал, медленно-медленно присев, положил нечто на пол и медленно-медленно развернул. В хрустящем ледяном полихлорвиниле лежали три заиндевевших, твердых, как сталь, бутерброда с маслом и колбасой – цветковский завтрак из профессорского его пайка. Собака мгновенно приняла сторожкую позу, только что казавшиеся равнодушными умные ее глаза загорелись. Помахивая хвостом, овчарка подошла к бутербродам и обнюхала их, более уже не обращая никакого внимания на Цветкова. Замороженные до состояния стекла продукты, разумеется, не пахнут, но собачка была, видимо, очень умна, и сразу сообразила, что перед нею – именно продукты, а не что-нибудь иное. Как вы сами понимаете, дорогие мои, брать пищу от чужого выученная сторожевая собака не станет, но эта собачка уж совсем, совсем оказалась умна, ровно бы человек, знающий, когда точно нельзя, а когда можно и нарушить установления, правила, порядки – словом, ваши поистине сучьи человеческие законы.

Цветков тихонько подхватил кейс с обеими ампулами и, еле передвигая ноги, медленно-медленно отодвинулся от холодильника. Овчарка на него по-прежнему не смотрела. Улегшись рядом с едой, она пристроила бутерброды между лап и теперь, совершенно человеческими движениями придерживая еду, со страшным хрустом увлеченно откусывала куски, хватая остекленевшие колбасу и хлеб боковыми резцами.

– Хх… хор-рош-шая с-собачка, – сказал Цветков.

К сожалению, он оказался не совсем прав. То есть, собачка-то, конечно, пришла к Цветкову хорошая, но, видимо, долгое общение со служивыми людьми отбило в собачке основное чувство, которое, признаться, мы сами в собачках очень ценим – чувство благодарности. Потому что, когда Цветков, уже почти успокоившись, потянул со стола пакет с масками, положил на маски сверху кейс, взял в правую руку нож и тихонько направился к двери, собачка, даже не зарычав, а абсолютно молча, неожиданно совершила огромный, поистине цирковой прыжок в сторону Цветкова прямо через стол, и как-то так вышло, что наткнулась она на нож точнехонько самым горлом – Цветков инстинктивно выставил вперед руку, в которой нож-то и был зажат. Взвизгнув, овчарка рухнула на пол и забилась, скуля. Из ее шеи потоком выходила черная в темноте кровь. Цветков выронил нож и сам заскулил не хуже собаки. И пакет выронил, закрыл лицо руками…

Нам сейчас не хочется, дорогие мои, так вот продолжать и, следовательно, оказаться в необходимости так вот и заканчивать эту небольшую главку нашего правдивого повествования. Цветков убил собаку и вынес из института препарат – вынес, не сомневайтесь. Он все теперь мог свершить, потому что он вновь любил – он любил и помнил, что его ждет Ксюха. Любовь к Ксюхе теперь должна была стать еще более крепкой, потому что ей была принесена жертва – собачья жизнь и человеческие жизни. Жизни живых существ.

Мы можем, конечно, повспоминать тут о том, что миллионы вшей, убиенных Константином Цветковым, – тоже живые существа. Но ведь мы с вами не адепты какой-нибудь экзотической религии, запрещающей убивать вшей, блох, клопов и комаров, мы с вами люди крещеные, не правда ли? Мы не Махатмы Ганди какие-нибудь… Нет… Далеко нет… Есть ли душа у вшей, как, несомненно, есть она у человека и собаки, – вопрос дискуссионный, и мы не можем ставить его сейчас в повестку дня, потому что совершенно забыли о Ксюхе, дорогие мои. Совершенно забыли. О Ксюхе, обладающей огромной душою – большей, чем у множества человеческих особей. Наука утверждает, что душа весит семь граммов. Так вот у Ксюхи душа весила восемь, девять, а то и все десять граммов, чтобы не соврать! Да мы и никогда не врем. Вернемся к Ксюхе, вернее – начнем с нею знакомство.

Во избежание возможной путаницы скажем, что Цветков и Ксюха впервые увидели друг друга за четыре дня до сегодняшнего ночного визита Цветкова к месту прежней работы и, следовательно, через четыре дня после того, как Цветков спустился в нору, где сидела его Настя. Да, бывшая его Настя.

Но мы ведь вам о Ксюхе обещали рассказать. С Настей-то мы теперь не то, что распрощаемся, а просто Настя теперь, что называется, отрезанный ломоть, и ломоть этот хавает замечательный Чижик, а наш Цветков, попавши в подвал и так вот в одночасье, можно сказать, изменивший свою жизнь, вдруг переродился и из сердца своего отпустил Настю и простил, отпустил и простил; так вот наделенный саном батюшка отпускает нам грехи, и мы сами – мы! сами! мы сами прощаем их себе и, следовательно, прощаем грехи чужие. Только так, добавим мы сейчас, дорогие мои, можно стать счастливым – самому себе прощая и отпуская. И, самое главное, в жизни Цветкова как последнее чудо в этой его жизни возникла Ксюха.

А вот мы вам и в самом деле расскажем.

Ксюха возникла из ночной тьмы, убранная цветами и с цветами в руках, в цветочном венке поверх короткой фаты. Нам очень хочется сказать вам, дорогие мои, что Ксюха была в белом, до пят, свадебном платье и ступала босиком по мокрому песку – а каким еще должен оказаться песок под ее восхитительными ногами, как не мокрым, ведь Афродита, появившись из пены морской, никак уж не сможет ступить прямо на раскаленный песок пустыни! Прибой, знаете ли! Пусть соленая, но вода!

Да-с, очень хочется что-нибудь такое тут изобразить. Но ведь мы никогда не врем. Никогда. Поэтому честность вынуждает нас поведать вам, что босиком по полигону ТБО ходить совершенно возбраняется по вполне понятным причинам – можно мгновенно порезаться, занести в ранку заразу и в скором времени отбросить копыта; лекарств-то уж давно никаких не производилось, не говоря уж об обязательной противостолбнячной прививке населения. Куда там! Так что Ксюха ступала в коротких, обрезанных по щиколотку кирзачах, и платья белого, к сожалению, не нашлось, как ни искали, марлю для фаты, действительно, нашли, а платье пришлось взять – только не смейтесь – голубого цвета, словно бы это не Ксюха в той, предугадываемой нами сейчас жизни венчалась Цветкову, а в нашей сегодняшней жизни сэр Элтон Джон выходил за Борю Моисеева, ну, или Боря за Джона, хрен ли – поистине! – хрен ли разница. Но зато платье было совершенно новое! Чистое! Ненадеванное! Очень красивое! Миди! В талию! С большим вырезом и без рукавов, более напоминавшее сарафан, но платье! Платье! Где это платье находилось прежде, почему оно сохранилось для Ксюхи и по скольку скидывались обитатели норы, чтобы купить платье у живого тогда еще Лектора, нам неизвестно. Ну, не знаем. А чего не знаем, того не ведаем. А цветов, действительно, доставало более чем – по всей границе полигона, словно бы зримо отрицая и само существование полигона, и начинающуюся осень, бессчетно росли на высоких стеблях красно-желтые раскидистые растения, вдруг решившие теплой осенью зацвести. Немного они напоминали огромные гладиолусы, но это, конечно, были не гладиолусы.

1 ... 48 49 50 51 52 53 54 55 56 ... 148
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?