Ночь сурка - Инна Бачинская

Обе ушли почти одновременно, что есть символично. Полный чувства мести и вины Миша остался художником. Иван угадал, Миша был убийцей, вот только жертвой была не Зоя…

Рывок на свободу закончился трагически.

Миша разобрался с Марго, ладно, принимается, мотив налицо, раздумывал Федор. А вот нападение на Андрея Сотника… не лезет ни в какие ворота. Потерявший память парень узнал на фотографии человека, который остановил «Лендровер», что было дальше, он не помнит. Это была все та же фотография номер два из коллекции Федора. Чего они не поделили? При чем здесь лжежурналист? По словам Елены, Марго заигрывала с ним… в пику любовнику? Причина — ревность? Нет! Однозначно. Марго была ему безразлична, у него была Зоя. Тогда зачем? Какого черта он набрасывается на практически незнакомого человека и пытается его убить? Сошел с ума? Был под кайфом? Прамир подействовал? Спросим, подумал Федор. Уже совсем скоро.

Он пропустил момент, когда дядя Паша вдруг обернулся и помахал кому-то. Пришли Саломея Филипповна и Никита, с неизменными собаками — черной Альмой и рыжей Пепси. Разноглазый Херес остался на хозяйстве. Оступаясь на узкой тропинке, они пробирались мимо покосившихся деревянных крестов — высокие, в черном, с непокрытыми головами. Подошли, молча встали. Федор спросил взглядом: «Ну как?», и она покачала головой: по-прежнему. И спросила, в свою очередь: «Что?», и он кивнул в ответ, что есть новости…

…Скрежет лопат, снег вперемешку с землей. Елена зарыдала громко и отчаянно. Иван смахнул слезу и высморкался в громадный клетчатый платок. Миша, Артур, Наташа-Барби, Дим, Стелла, дядя Паша, Саломея Филипповна и Никита, Федор, поминутно взглядывающий на Стеллу и ни разу не удостоенный ответного взгляда…

…Озябшие, скукоженные, они, торопясь и оступаясь на узкой неровной дорожке, покидали кладбище, оставляя позади засыпанные снегом могильные холмики с покосившимися деревянными крестами.

Они растянулись цепочкой, каждый был сам по себе. Издали их шествие казалось частью сумрачного ритуала с жертвоприношением. Равно как шелестящая сухая трава, торчащая из сугробов, и нахохлившиеся неподвижные черные птицы.

Теперь, в завершение ритуала, им полагалось вкусить мяса и вина на поминальной тризне…

* * *

…Сначала кутья с медом и маком, потом блины. Ритуал. Потом все остальное. И «пойло», как сказал Дим. Главное, чтобы хватило пойла, сказал он. Универсальное лекарство от стресса и страха.

Повторение вчерашнего юбилея. Радость от вкушения еды и питья усугублялась общим оледенением организма и каким-то торопливым облегчением — проводили, поплакали, все честь честью. Отряхнули прах с подошв, умыли руки и пошли дальше. Мертвое мертвым, живое живым.

И тосты. За упокой, за землю пухом, за царствие небесное. Потом воспоминания друзей. Вернее, подруги, так как других желающих не оказалось. Марго была необыкновенная, мы называли ее марсианка, сказала Елена, уже пьяненькая, уже подправившая грим, уже снова на сцене, взвалившая на свои хрупкие плечи ношу приличий; а может, просто хотелось поговорить. Это громадная утрата для всех, мы помним, скорбим, в печали. Зою я не знала, видела лишь издалека…

Тишина; потупленные глаза присутствующих. Саломея Филипповна украдкой взглядывала на Мишу; Никита с любопытством рассматривал гостей; на его тарелке лежал винегрет и кусок хлеба — он не ел мяса. Альма сидела у его стула, робкая Пепси забилась под стул. Дядя Паша сначала не хотел впускать собак, но Саломея Филипповна сказала, что могут сбежать, и он махнул рукой…

Поднялся Иван с рюмкой в руке:

— Я мало ее знал… Зою, всего несколько дней… Она была лучом света в нашей паршивой жизни! Яркая, веселая, полная жизни, смелая! Да, да, смелая! Она не боялась… она плевала на приличия, она отдавалась радостям жизни… И та сволочь, которая ее убила… заплатит! Я клянусь, он заплатит!

Набыченный Иван посмотрел на Мишу; тот, злобно оскалившись, стал подниматься. Федор наконец поймал взгляд Стеллы и улыбнулся. Она снова вспыхнула. Он представил, как берет ее за руку и уводит… и пусть Артур, это бледное ничтожество, только дернется…

— А ну всем сидеть! — Дядя Паша поднял ружье. — Место, байстрюки! Ишь, моду взяли!

— А ты стрельни, дядя Паша! — закричал пьяный Дим. — Стрельни по сукам!

Наташа-Барби положила ему на плечо руку, и он замолчал; повернул голову и прижался губами к ее пальцам.

— Идиоты! — закричала Елена. — Вам мало трупов?

Артур неопределенно улыбался; глаза его скрывались за стеклами очков, отчего казалось, что глаз у него нет вовсе. Бледное слепое безглазое лицо. Федор чувствовал, что начинает ненавидеть его…

Лиза принесла бутыль с самопальной водкой. Дим встретил ее радостным ревом. И пошло-поехало. Они снова жрали и пили — жадно, самозабвенно; булькала, утекая, жидкость, с чавканьем поглощалась еда. Лиза все носила тарелки и блюда, бессловесная, с отсутствующим видом, Наташа-Барби по- могала…

Федор снова поймал взгляд Стеллы. На бесконечные две или три секунды они сцепились взглядами, и было в ее взгляде что-то… Он поднялся, надеясь, что понял правильно. Саломея Филипповна покачала головой и вздохнула, заметив их взгляды…

Он стоял у двери, прислушиваясь к звукам снаружи, с колотящимся сердцем, испытывая сумасшедшее до темноты в глазах, до пересохших губ, до физической боли желание.

Здесь же несколько дней назад Иван ждал Зою…

Он не ошибся, он понял правильно. Он услышал торопливые шаги в коридоре, втащил ее в комнату и захлопнул дверь.

…Если Миша подсунул Рубану Марго… рассуждал Федор, по привычке рисуя ромбы и квадраты на листе из блокнота — так ему легче думалось. А также номера и скобки. Что значит «если»? Миша был знаком с ней раньше, о чем Рубан не имел ни малейшего понятия, его узнали на фотографии. Миша подсунул Марго Рубану. Точка. Зачем? Рубан немолод, болен, слаб… на всякий непредвиденный случай, а вдруг! Третья жена Мэтра ушла удивительно вовремя, и открылось окно возможностей. А может, хотел порадовать старого учителя, а может, просто спихнул опостылевшую любовницу…

Сын Дим — разочарование Рубана, и тут можно от души подкинуть дровишек в очаг отцовского недовольства… Бездельник, пьяница, мот, до сих пор тянет у отца на жизнь. Не заслуживает. А Марго, верная жена, наоборот, заслуживает.

Но! Елена сказала, что-то у них пошло не так, и даже предположила, что есть мужчина, третий, и предположила, что лжежурналист — любовник Марго. Потому что Марго к нему «приглядывалась», в смысле, не могла отвести взгляда. Женщинам всюду мерещится любовь…

А вот что там было на самом деле… «Письмо!» — сообразил Федор. А если дело в письме внебрачного сына? Рубан не рассказал о письме домашним, но Марго его читала, в чем нет сомнения — в семейной жизни как на войне, жена должна быть в курсе рокировок супруга. И когда вдруг появился парень подходящего возраста, никому не известный, с именем на «А» — Андрей, то… что она могла подумать? Журналист, пишущий о нем книгу, как объявил Рубан… Даже не смешно. Елена называла его футболистом. Простой, как гвоздь в доске, парень, с которым Рубан проводил столько времени. Что могла подумать Марго? Что это «новый» сын Мэтра прямая угроза ее благосостоянию, соперник. И Миша берет на себя его устранение. Какие аргументы нашла Марго, чтобы убедить Мишу убрать журналиста? Тем более с появлением Зои отношения их сошли на нет.