Плен моей души - Екатерина Котлярова

Девочка моя… Родная… Виталиночка… Любимая девочка… Как же я скучала по тебе… Кровиночка моя… Какая ты стала, — дрожащими ладошками гладила по спине и голове. — Красавица моя…

— Мамочка, — скуля и громко всхлипывая, взвыла я.

Мы рыдали, цепляясь руками друг за друга, лихорадочно целуя лица. Я боялась разжать руки, боялась, что это лишь сон. Что мама просто исчезнет. Растворится.

Я не имею понятия, сколько прошло времени пока мы с ней не успокоились и не смогли связно говорить. Я чуть отстранилась, оглянулась, увидела, что Глеб и папа ушли в дом.

— Родная моя. Девочка любимая. Я уже отчаялась увидеть тебя. Уже не верила, что когда-нибудь встречу.

— Мне так плохо было без тебя, мам. Я так скучала.

Родительница потянула меня в дом. Папа и Глеб уже что-то подогрели чай и что-то приготовили. В небольшом домике витали потрясающие запахи, а я осознала, насколько сильно проголодалась.

Папа тут же оказался возле нас, обхватил нас обеих огромными руками. Сжал. Поочерёдно поцеловал в волосы. Мама вновь заплакала. Отец обхватил руками лицо и стал собирать слёзы со щёк.

Я улыбнулась и отошла, давая им возможность насладиться друг другом. Подошла к Глебу, перехватила ладонь, переплела наши пальцы вместе. Положила голову ему на грудь и смотрела на родителей. В грудной клетке всё пекло от любви и нежности. От радости за моих родителей. От того, что любовь может жить вечно. Что любовь не проходит и через двадцать лет.

— Я всегда, всегда буду любить тебя. Слышишь? — подняла глаза на любимого.

— Взаимно, Золушка.

По комнате медленно ползли лучи заходящего солнца. Золотистый свет ласкал кожу. И давал знать, что всё обязательно будет хорошо. Волшебно. И ничто больше не разрушит этого счастья.

Эпилог

Неделю спустя

Белое платье, которое стоит баснословную сумму денег, облегает каждый изгиб тела. В сотый раз вытираю влажные ладошки о пышную юбку. Зачем волноваться, если и так знаю, что всё будет хорошо. Что штамп в паспорте никак не изменит наши отношения с любимым. Я только возьму его фамилию. Окончательно стану его.

— Лапушка моя, чего ты дрожишь так? — тонкая фигура мамули, обтянутая небесным платьем появилась за спиной.

— Я так переживаю, мамуль, — повернулась к женщине, которая расцвела в последние дни.

Маме вернули прежний цвет волос, подстригли, сделали потрясающую укладку. Такая красивая. Никак не могу перестать ей любоваться. Вот и сейчас замерла, смотря в лицо мамули. Какая же она потрясающая. И как расцвела рядом с папой. Папуля делает всё, чтобы она смеялась, чтобы улыбка не сходила с её лица.

Захара и Сашу скоро посадят, когда пройдут судебные разбирательства. Я знала, что папа хотел их убить. Обоих. Но мама не дала ему сделать этого, не позволила. Они ругались. Точнее, ругалась мама. Кричала, что не хочет вновь потерять мужчину таким способом. Что не хочет видеть его за решёткой. А папа… Папа трясся над мамой. Он пылинки сдувал и со всем соглашался. Нанял лучших детективов и адвокатов для того, чтобы засадить Захара и Сашу за решётку.

— Чего ты переживаешь, цветочек мой? Глеб любит тебя безумно. Всё будет хорошо. Я рядом.

— Знаю, мамочка. Знаю. Спасибо тебе. До сих пор не могу поверить, что это правда. Что ты вновь рядом.

— Ты уже сообщила Глебу? — взгляд мамы скользнул на мой живот.

— Нет. Сегодня сообщу.

— Не тяни, — губы мамы прижались ко лбу. — Такой хороший мальчик.

— Папа сразу мне сказал, что Глеб тебе понравится, — рассмеялась я, чувствуя, как волнение отступает.

— Чудесный мальчик. Заботливый и любящий. Как же он смотрит на тебя, — на губах мамы расцвела нежная улыбка. — Я так мучилась, когда видела новости. Фотографии. Заголовки. Была готова умереть. Захар всегда знал, куда больнее бить и чем шантажировать. Если бы ты только знала, как больно мне было, когда я видела, как Саша с тобой обращается.

— Всё, — я быстро стёрла слёзы со щёк мамы. — Всё, мамуль. Хватит. Оставим это в прошлом. Сейчас уже всё хорошо. Никто меня не обидит.

— Знаю. И никак не могу простить себя за то, что не могла защитить.

— Самое главное, что я на тебя не злюсь. Не злюсь, мам. И даже если бы злилась, давно простила. Люблю тебя.

— А я люблю тебя, доченька моя.

В дверь постучали. Заглянул папа. Мама тут же зарделась, потупила взгляд. Я стала улыбаться. Мне нравилась реакция мамы на моего отца. Они ходили на свидания. Заново переживали всё то, что потеряли в молодости.

Мои любимые и такие прекрасные.

— Готова? — взгляд папули скользнул на меня.

Я проследила, как тепло в его глазах сменилось страстью, стоило взгляду задержаться на маме.

— Да, уже готова, — улыбнулась.

Подошла к папе, прижалась, почувствовала поцелуй в лоб.

— Такая красивая у меня. Вся в маму.

— Взгляд от неё не отводишь, — хихикнула, вновь поймав взгляд отца на мать.

Папа только низко рассмеялся, снова кинув взгляд на родительницу. Я знаю, что сегодня он сделает предложение маме.

— Пойдём, девочки мои, — увлёк нас на выход.

Длинный коридор, шикарные резные двери, которые распахивают передо мной и папой, ковровое покрытие, по которому мы идём к Глебу. Мой мальчик. Такой красивый. Такой родной. Чёрный костюм, белая рубашка, бабочка. Карие глаза смотрят внимательно, пристально. Лаская. Не отпуская моего взора.

Я не замечаю, как мы подходим к Глебу. Как папа уходит. Родные руки касаются запястий.

— Золушка. Такая красивая. Сдохнуть готов.

— Не разрешаю. Ты мне ещё нужен, как муж. И как отец нашего будущего ребёнка.

Глеб захлопал глазами. Стал таким потерянным и смешным.

— Правда? — срывающимся шёпотом.

— Да. У нас будет малыш. Или малышка.

— Спасибо, — подался вперёд и коснулся губами лба.

Раздалось покашливание. Церемония прошла мимо меня. Вновь накрыло волнением. Запинаясь, говорила клятвы, дрожащими пальцами надевала кольцо на палец Глеба. Ставила подпись.

В машине не могла оторваться от любимого. Целовала лицо, Губы. Ласкала пальцами щёки, смотрела в любимые глаза. Меня такой волной любви накрыло, таким счастьем.

И те же эмоции я видела в глазах напротив.

Глеб

Танцую со своей Золушкой, прижимаясь губами к ароматной макушке. Я чёртов счастливчик. Кидаю взгляд на отца Виты. Он подмигивает, широко улыбается и притягивает к себе смущающуюся мать