Цифры нации - Николай Старинщиков

– А где гарантии? – оживился Виноградов.

– Гарантий никаких, – ухмыльнулся Кошкин. – Их дают только в морге… И то на покойников…

Возможностей блефовать у Кошкина было предостаточно. Он чувствовал себя в этом как рыба в воде. И чем больше он говорил, применяя специфические термины, тем послушнее становились Жердяй с Виноградовым. Катенька молчала и в такт его рассуждениям осуждающе качала головой и вздыхала. Разговор затянулся бы, вероятно, надолго, если бы Жердяй вдруг не насторожился. Его обостренный слух уловил подобие топота, идущего откуда-то сверху. Казалось, там бежит рота солдат.

А потом раздалось нечто страшное:

– Рота! Рассредоточиться! Оружие – к бою!..

Услышав железный голос, от которого заломило в прямой кишке, Жердяй дернулся к выходу. Виноградов потянул за собой Кошкина с Катей. Но та, будучи пристегнутой к Кошкину, повалилась на пол. Виноградов с досады плюнул и побежал вслед за Жердяем. Он едва поспевал за ним. Они неслись по тусклому коридору сначала вниз, потом куда-то вбок, по горизонтали, пока не оказались в помещении без окон, похожем на бочку. На полу лежали старые доски и трухлявые сучья. Позади них вдруг что-то металлически щелкнуло. Жердяй обернулся и увидел, как из стены выползает массивная дверь. Створка вошла в противоположный косяк, и наступила кромешная тьма.

Виноградов затрепетал от страха:

– Где мы?

Они бросились к двери и стали ощупывать ее, но, сколько ни щупали, не нашли даже намека на какой-нибудь болт или заклепку: поверхность двери оказалась идеально ровной. Бороздя руками по стенам, запинаясь о древесину, они двинулись в разные стороны от двери. Думали только об одном – как бы быстрее выбраться из западни. А под конец столкнулись друг с другом.

– Попались, – прошептал Виноградов. – Мы в тупике. Отсюда нет выхода…

– Заткнись! – прозвучал в темноте голос Жердяя.

Виноградов в бессилии хлопнул ладонями в стену и замолчал. Это действительно был тупик, из которого не было выхода, зато сверху виднелось ночное небо – на нем ярко светили звезды.

…Ротой оказался Федор Ильич – в единственном числе. Он снял с Катеньки наручники специальным ключиком, потом освободил Кошкина.

Кошкин радовался счастливому освобождению и удивлялся. Столько лет ездит на своей «Антилопе», а ключей от наручников не имеет. Зато у Шендеровича они оказались почему-то в наличии.

Федор Ильич кружился возле Катеньки с наручниками в руках и ворковал. О кровяном поносе не было даже речи.

– Как же ты сам-то? – спросила Катенька.

– Это ничего… – ответил Федя. – Нам теперь ничего не угрожает, поскольку эти… – Он обернулся в сторону спуска в подземелье. – Теперь они в наших руках. Они на замке…

– А ты?

– Я-то?

Убрав наручники в карман брюк, Федор Ильич стал рассказывать о себе. Дела его в этот день были настолько плохи, что небо казалось с овчинку. На горшок он ходил с кровью, в животе, казалось, торчал лом. Об употреблении лекарств не могло быть и речи, поскольку это грозило анафилактическим шоком. Софья Степановна, будучи в прошлом медиком, не видела выхода из сложившегося положения. Зато у них была Машка. Ни слова не говоря, она взяла ножницы, вышла на улицу, настригла там скромный букетик какой-то травы и вернулась домой.

– Тысячелистник, – сказала она.

Пройдя на кухню, она отделила пучок самых свежих и мощных стеблей, ополоснула под струей воды, затем настригла мелкими частями, положила в заварочный чайник и залила кипятком. На всю процедуру ушло минут десять. И вскоре, плеснув из чайника жидкости, подступила с кружкой к Шендеровичу и велела выпить.

Федор Ильич с недоверием посмотрел в кружку и повел взглядом в сторону Софьи Степановны.

– Дай сюда, – сказала та, перехватила кружку и понюхала. Из нее шел слабый запах камфары и пихты.

– У вас другого выхода нет, – сказала Машка, глядя Шендеровичу в глаза. – Вам надо торопиться, иначе там наделают бед…

– Едва стою… Меня же крутит вон как… – попытался оправдаться тот, однако кружку взял, припал к ней губами и, задирая глаза к потолку, выпил терпкую горечь. Вернув кружку, сел и стал веселеть практически на глазах.

– Повторить? – спросила Машка.

– Да, – тряхнул головой Шендерович. – Это можно…

Ему налили снова, он выпил еще. И вскоре стал собираться в дорогу. Боль в желудке улеглась, ему ничто не мешало сидеть за рулем автомобиля. Но его беспокоил вопрос – не повторится ли подобный конфуз в дороге. Машка его заверила, сославшись на недавнюю практику с участием Кошкина. Гарантия – три дня. Притом что Кошкин тогда испугался – не запор ли у него обозначился.

Шендерович, пораженный простым и надежным способом излечения, не переставал удивляться. Надо же такому случиться! Тысячелистник! Под ногами растет! На него кобели, может, задирают ногу, а он людей лечит… Он сел в машину и двинулся в путь. На выходе из города заправился и, выехав на шоссе, вдавил педаль газа в пол, рискуя свалиться в кювет. Достигнув косогора, он не стал его штурмовать с налета, а ушел вдоль подошвы по едва видимому в свете фар автомобильному следу.

Катенька с Кошкиным, по его мнению, в это время вряд ли могли находиться возле Машины, поэтому Шендерович сначала поднялся в жилище, но никого там не нашел. Он подошел к монитору, включил компьютер и остолбенел. Видеокамера засекла двух субъектов. У них были пистолеты. А потом он увидел Катеньку с Кошкиным и даже услышал, о чем говорит хакер. Остальное было секундным делом: Федор Ильич включил звукозапись. Караул! Оружие – к бою!..

– Что же нам делать? – топтался он возле Катеньки. – Выходит, что Машина не виновата?

– Прикинь, он не взял меня в долю, – вспомнила Катенька, косясь в сторону Кошкина. – Поделим, говорит, на троих, а те и уши развесили…

Кошкину эти разговоры были до лампочки, его интересовала Машина. Он подсел к компьютеру, придвинул клавиатуру.

«Вы меня еще плохо знаете…» – значилось в тексте, набранном, очевидно, Жердяем или его подручным.

Катенька с Шендеровичем стояли у Кошкина за спиной и тоже видели это послание. Кошкин, щелкнув зубами, включил своей внутренний телефон, затем вынул из брючного кармана мятую бумажку. Осталось набрать код доступа.

– Ты чьих будешь? – раздалось под бетонным сводом.

– Из наших… Я – оператор, – ответил Кошкин.

– Этого мало. У тебя две попытки…

– Я – Вова.

– А дальше? Утешь старушку.

– Вам привет от Конан Дойля.

– Не знаю такого, но все равно приятно… Вы допущены, – сказала Машина и стала клясться, что никого перед этим не шантажировала – ни сегодня, ни вчера, что ей это не требуется, а если потребуется, то она готова пожертвовать собой ради мира во всем мире. И если на чье-то имя пришла бумага от ее имени, так это ничего не значит, так как подобное вполне объяснимо – она не в состоянии следить за всеми.