Подземелье ведьм - Полина Иванова

Но Тиры больше не было. Круг семи медленно распадался, и никто не мог ничего с этим поделать. Старая ворчливая Рогнеда осталась в старом разрушенном подземелье, погребённая заживо под обломками каменного дождя. Ильва ушла проверять рубежи перед нападением Ордена и так и не вернулась. А Тира… Тира получила стрелу в горло, склоняясь над раненным противником, чтобы помочь. Всего мгновение — и нет больше высокой темноволосой Тиры, заплетающей свою гриву в сотню мелких косичек. Нет Тиры, которая научила Эйрин разбираться в травах и готовить лечебные напитки, что глупые люди называли зельями. Нет той Тиры, которая готова была спасать даже врага, за что и поплатилась. Почему так бывает? Почему негодяи и подлецы выживают даже тогда, когда выжить невозможно, а такие, как Тира, гибнут ни за что⁈

Эйрин, согнувшись в три погибели, перетирала в ступке полынь, подорожник и воловик. Пальцы, напряжённые до предела, начали ныть от усталости, но она не останавливалась. Мама снова с утра надела маску гордой жрицы и отправилась к старшей из круга. Чем можно изо дня в день заниматься в небольшой алтарной комнатке, Эйрин и представить не могла и оттого, стиснув зубы, молча наблюдала за тем, как мать снова и снова бросает её на Тиру.

— Устала, девочка, — темнокожая жрица провела тонкой рукой по её бледному лбу, убирая с него влажные прилипшие прядки волос.

— Нет, я люблю это, — тихо отозвалась Эйрин, продолжая остервенело измельчать пестиком травы. Мелкая зелёная пыль поднималась в воздух и оседала на кожу, заставляя свербеть нос.

— И любимое дело измотать может. — Тира мягко забрала у Эйрин ступку. — Любовь — тот ещё труд, милая.

— Как думаешь, мама меня любит? — вдруг подняла Эйрин на жрицу большие прозрачные глаза.

Тира откинула на спину тысячи мелких чёрных косичек и молча отошла в другой конец пещеры. Эйрин, почти не дыша, следила взглядом за каждым шагом одной из круга семи. В этой пещерке Эйрин знала всё: в сундуке, на котором она сейчас сидит — лежат вещи, что достались Тире от родителей; в корзинах под лавкой, где Тира спала — были сложены книги по травничеству; за тяжёлым тёмным пологом, скрывавшим часть пещеры — сушились травы. Вот жрица прошла мимо лавки, мимо полочек, заставленных стеклянными и глиняными колбочками и пузырьками с настойками, остановилась у полога и, опустившись на колени, заглянула под него, вытаскивая небольшой сундучок.

— Я не понимаю…

— Смотри.

Тира взяла ключик, висевший у неё на шее на грубой нитке, и открыла сундук. Аккуратно, очень бережно она вытащила из него маленькое лоскутное одеяльце.

— Видишь? Вот это — единственное, что осталось у меня от мамы. Я не знаю, кем она была, и не знаю, почему оставила своё яйцо жрицам, а сама ушла к людям. Почему не забрала меня с собой. Почему не осталась сама. И почему мне до сих пор никто так и не рассказал, кем она была. Как ты думаешь, мама любит тебя?

Тира подняла на Эйрин затуманенный взгляд. В глазах её стояли слёзы.

— Я думаю, что ты, — Эйрин кинулась к жрице, падая рядом с ней на колени, — что ты меня точно любишь.

— Так ты ведь моя любимая ученица, — Тира прижала к груди лохматую голову Эйрин и поцеловала ту в макушку.

— Единственная, — язвительно буркнула Эйрин и тут же расхохоталась.

— Давай, работай, единственная, — улыбнулась Тира, — отвар полыни и воловика почти закончился, а желающих облегчить боль с каждым днём всё больше и больше.

— И не говори, развелись, как насекомые, — хихикнула Эйрин, снова начиная перетирать травы, но уже спокойно.

— Стрекоза, — в проходе, ведущем в пещеру, показалась голова Давена, — Томми заснул, Агуша тоже. Помощь нужна?

Она устало кивнула головой, но всё-таки еле уловимо улыбнулась, услышав давно забытое прозвище. Эйрин до сих пор не поняла, чем руководствовалась её мать, когда стирала память родной дочери… Но сейчас это было неважно. Сейчас маме требовалась помощь, а Давен хотел помочь. Она передала ему влажную тряпку, сняв её со лба Венди, и, откинувшись назад, прислонилась спиной к сводам пещеры, прикрыв слезящиеся глаза. Она молча наблюдала за тем, как Давен, превратившийся за эти десять лет из симпатичного парня в красивого мужчину, аккуратными и методичными движениями широких рук смачивает повязку в тазу и укладывает её маме на лоб. Руками, которыми с лёгкостью можно было бы свернуть шею… И от этого его уверенные и точные движения, не лишённые какой-то запоздалой заботы и нежности, привлекали её ещё больше. В груди шевельнулось давно забытое чувство покоя, когда любимый вот так обходился с её матерью, причинившей ему немало горя.

— Спасибо, — наконец нарушила тишину Эйрин, прижимая к шее ледяные пальцы, чтобы согреть их.

— Глупая, — он в очередной раз смочил лоскут ткани и, повернувшись к Эйрин, прижал ту к своей груди, — я же так долго искал тебя, — он зарылся носом в её волосы, не обращая внимания на то, как они свисали на плечи грязными сосульками.

— А я тебя не искала, я о тебе не помнила, — произнесла она виновато, коснувшись пальцем листочка, который, как и десять лет назад, висел на его шее.

Давен только крепче обнял Эйрин, согревая её своим дыханием. Он ещё не до конца понял, что происходит, но сейчас это было не важно. Он нашёл свою Стрекозу, пусть и через много лет. Он обрёл сына, о котором и знать не знал. Этого было достаточно.

Давен разжал объятия, как только услышал, что Венди шевельнулась. Сейчас, когда ведьмы потеряли целительницу, приходилось надеяться только на знания Стрекозы, которые та успела получить от Тиры, да на его скромный опыт. Он наклонился над жрицей, поправляя компресс. В нос ударил кислый запах пота. Венди было далеко не семнадцать, но и сейчас она продолжала выглядеть, как королева, и этот болезненный запах, вызывающий тошноту, совсем не вязался с царственным видом матери Эйрин. Казалось, что женщина просто на мгновение прикрыла глаза.

— Что с ней?

— Если бы я только знала, — Эйрин тяжело вздохнула, проведя руками по лицу, будто собирала с щёк невидимую паутину.

Маму в таком состоянии нашла Мэрит, когда вернулась в пещеры за очередной охапкой снадобий. Прошли