Православие и религия будущего. О «духовности» экуменизма — главной ереси XX века - Иеромонах Серафим

увидели в Джонстауне подлинный знак нашего времени, откровение о состоянии современного человечества; хотя существует много указателей, что это именно так.

Сам Джим Джоунс бесспорно находился в тесной связи с основным религиозно-политическим направлением современного мира. Его религиозная слава “пророка” и “целителя” способного увлекать и руководить конкретным типом неопределившихся, “ищущих” современных людей (главным образом, из городских черных низов) определила ему уважаемое место в американском религиозном спектре, намного более приемлемое в современные терпимые времена, чем то, которое занимал герой юности Джоунса, “Божественный Отец”.210 Его бесчисленные “добрые дела” и неожиданные щедрые подарки нуждающимся сделали его ведущим представителем “либерального” христианства и привлекли внимание либеральных политиков в Калифорнии, где его влияние с каждым годом возрастало. В число личных обожателей Джоунса входили мэр Сан-Франциско, губернатор Калифорнии и жена президента Соединенных Штатов. Марксистская политическая философия и коммуна в Гайане определили ему место в уважаемом политическом авангарде; лейтенант-губернатор Калифорнии лично проинспектировал Джоунстаун — увиденное произвело на него самое приятное впечатление, равно как и на других наблюдателей со стороны. И хотя особенно в последние год-два поступали жалобы на довольно жестокое обращение Джонса с его последователями, даже этот аспект находился в пределах допустимых либеральным Западом норм для современных коммунистических правительств, факт уничтожения которыми сотен, или тысяч или миллионов инакомыслящих не вызывает большого осуждения.

Джоунстаун был глубоко “современным”, идущим в ногу со временем экспериментом, но в чем состояла важность его эффектного конца?

Наиболее близким по духу трагедии в Джоунстауне современным феноменом является факт, который на первый взгляд может совсем не ассоциироваться с Джоунстауном: жестокое уничтожение коммунистическим камбоджийским правительством около двух миллионов людей во имя светлого будущего — одной четвертой части (или даже более того) всего населения Камбоджи. Этот “революционный геноцид”, возможно самый намеренный и безжалостный случай в и по сю пору кровавом двадцатом столетии, прямая параллель с “революционным самоубийством”211 в Джоунстауне: в обоих случаях явный ужас массовой смерти оправдывается тем, что он является подготовкой пути для совершенного будущего, обещанного коммунизмом для “очищенного” человечества. Эти два события ознаменовали новый этап в истории Архипелага ГУЛаг — цепи бесчеловечных концентрационных лагерей, основанных атеизмом для изменения человечества и уничтожения христианства.

В случае с Джоунстауном еще раз подтвердилась невероятная точность диагноза, еще в XIX веке поставленного революционному сознанию Достоевским: ключевым героем в “Бесах” является Кириллов, который убежден, что основной факт, подтверждающий то, что он сам стал Богом — это именно самоубийство. Нормальные люди, конечно, не могут понять такой логики; но история редко делается нормальными людьми, и XX век по преимуществу был веком триумфа “революционной логики”, которая запущена в исполнение людьми глубоко “современными”, сознательно отвергшими ценности прошлого, и особенно — истину христианства. Для тех, кто верит в эту “логику”, Джоунстаунские самоубийства — важный революционный акт, который “подтверждает”, что Бога нет и указывает на близость мирового тоталитарного правительства, “пророком” которого сам Джоунс хотел быть. Единственное сожаление по поводу этого акта среди подобных людей было выражено одним из жителей Джоунстауна, написанное в последние минуты письмо которого было найдено на теле Джоунса: “Пап: я не вижу выхода — согласен с твоим решением — единственное, чего я боюсь, это то, что мир без тебя не придет к коммунизму”.212 Все сбережения Джоунстаунской коммуны (около семи миллионов долларов) были завещаны коммунистической партии СССР.213

Джоунстаун не был каким-то изолированным актом “сумасшедшего”; напротив, это нечто весьма близкое всем нам, живущим сегодня. Один из журналистов почувствовал это, когда написал о Джоунсе (с которым он несколько раз встречался в Сан-Франциско): “Его почти религиозная, определенно мистическая власть, зло которой хорошо замаскировано, должна каким-то образом быть осмыслена как ключ к тайне 1970-х”.214

Источник этой “мистической силы” не нужно далеко искать. Религия “Народного Храма” даже отдаленно не была христианской (несмотря на то, что Джим Джоунс, ее основатель, был рукоположенным священником “Учеников Христовых”); многим она обязана духовному опыту самого Джоунса в 1950-е годы, когда формировалось его мировоззрение. Он заявлял не только то, что является “реинкарнацией” Иисуса, Будды и Ленина; он открыто провозглашал, что он — “оракул и медиум для бестелесных существ из другой галактики”.215 Иными словами, он отдался во власть злых духов, которые без сомнения вдохновили этот последний шаг “логического” сумасшествия. Джоунстаун нельзя правильно оценить вне этого вдохновения и влияния демонов; именно поэтому светские журналисты не могут его понять.

Похоже, что Джоунстаун — лишь начало гораздо худших вещей, грядущих в 1980-е гг. — тех вещей, о которых лишь подумать дерзают только те, кто имеет глубокую и ясную христианскую веру. И дело не просто в том, что политика становится “религиозной” (так как резня в Камбодже представляла собой акты, исполненные с “религиозным” — а на деле демоническим — рвением), или что религия становится “политической” (в случае с Джоунстауном); подобные вещи случались и ранее. Вполне может быть, что мы являемся свидетелями того, как в конкретных исторических событиях начинает проявляться специфическое слияние религии и политики, которое, как кажется, требуется для зилотов антихриста — религиозно-политического лидера человечества последних времен. Это дух, разумеется, в определенной степени уже присутствовал в XX веке в ранних тоталитарных режимах; но интенсивность рвения и посвященности, необходимых для массового самоубийства (в отличие от массового убийства, много раз совершавшегося в нашем столетии), превращают Джоунстаун в значительную веху на пути к приближающейся кульминации нашего столетия.

Кажется, что сатана сегодня неприкрыто вторгается в человеческую историю. Ближайшие годы обещают быть намного более жестокими, чем можно сегодня себе представить. Один этот взрыв сатанинской энергии привел почти тысячу человек к революционному самоубийству; что же можно сказать об остальных анклавах сатанинской энергии, некоторые из которых намного более сильны, чем Джоунстаун, и которые еще никак себя не проявили?

Просто реалистического взгляда на религиозное состояние современного мира уже достаточно для того, чтобы заставить любого серьезного православного человека со страхом и трепетом задуматься о своем личном спасении. Будущие искушения и испытания огромны: “ибо тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира доныне, и не будет” (Мф. 24, 21). Некоторые из этих испытаний придут со стороны приятных обманов, от “знамений и чудес” (Мф. 24, 24), которые мы уже видим сейчас; другие придут со стороны свирепого, неприкрытого зла, которое проявилось в Джоунстауне, Камбодже и Архипелаге ГУЛаг. Тем, кто хочет быть подлинными христианами в эти страшные дни, следует серьезно относиться к своей вере, постигая, что есть истинное христианство, как молиться Богу в духе