Игра Джералда - Стивен Кинг

– Открылась! Она открылась! – прокричала Джесси хриплым,дрожащим голосом. – Клянусь, она открылась!

Она с трудом поверила в это – и особенно недоверчивоемрачное существо в темной глубине ее души, – но так оно и было. Онапочувствовала, что крышечка стронулась при первом нажиме пальцев.

«Осторожнее, Джесс, – очень осторожно!» Да. Мысленным взоромона увидела себя сидящей за письменным столом дома в Портленде в своем лучшемчерном платье – укороченном и модном, – которое купила себе весной в подарок засоблюдение диеты (она похудела на десять фунтов). Ее волосы, только что вымытыеи пахнущие каким-то травяным шампунем, заколоты простой золотой заколкой. Настоле бегают солнечные зайчики. Она сидит и пишет письмо в корпорацию «Нивея» –или как там она называется, – пишет примерно следующее: «Уважаемые господа, яхочу сообщить вам, что ваш продукт спас мне жизнь…» Большим пальцем она теперьбез труда стала откручивать крышку. Все шло так, как она планировала, безрезких движений. «Как во сне, – подумала она, – спасибо тебе. Господи, спасибобольшое за…» Вдруг она уловила краем глаза какое-то движение, и ее первая мысльбыла не о том, что вот кто-то нашел ее и спасет, а о том, что явился ночнойнезнакомец, чтобы забрать ее с собой, прежде чем она сумеет освободиться.Джесси, забыв про баночку, в ужасе закричала. Ее пальцы оцепенели во внезапномспазме испуга.

Это был пес. Он снова захотел есть и теперь стоял в дверях,осматривая комнату. Но в тот миг, когда Джесси поняла это, было уже поздно –баночка выскользнула из ее напряженных пальцев.

– Нет!!

Она попыталась схватить ее на лету, но баночка скатилась внизпо бедру и с глухим стуком упала на пол. Несколько минут назад она полагала,что такой звук может свести ее с ума. Но этого не случилось: она уже знала,что, какие бы ужасы ее ни ждали теперь, когда надежды на избавление нет, онадолжна встретить их в здравом уме.

– И почему ты должен был явиться именно сейчас, сукин сын? –обратилась она к бывшему Принцу. Что-то в ее голосе заставило пса остановитьсяи посмотреть на нее с тревогой, которую не смогли вызвать все ее вопли и стоны.– Именно теперь, черт! Будь ты проклят!

Пес, поколебавшись, решил, что, видимо, самка Хозяина все жебезвредна, несмотря на стальные нотки, появившиеся в ее голосе, однако он темне менее не спускал с нее настороженных глаз, когда подошел к своему мясу.Лучше было не рисковать. Он не раз был бит, пока не выучил этот простой урок, итеперь никогда его не забудет: всегда быть настороже. Он еще раз посмотрел насамку Хозяина, нагнул голову и оторвал лакомый кусок. Для Джесси видеть этобыло полбеды. – хуже были мухи, которые роем поднялись с тела, когда ихпотревожил пес. Нескончаемое жужжание мух глухой болью отдавалось в здоровойчасти ее сознания, той, где еще сохранялась надежда.

Пес изящно, как танцор, отступил в сторону, выставивздоровое ухо и держа кусок в пасти. Опасности не было. Он повернулся ипроковылял к двери. Мухи успокоились. Джесси откинулась на подушку и закрылаглаза. Она снова начала молиться, но на этот раз она молилась не об избавлении.Теперь она молила Бога забрать ее к себе без лишних страданий и побыстрее,прежде чем стемнеет и вернется незнакомец с белым лицом.

Следующие четыре часа были самыми худшими в жизни Джесси.Судороги возникали все чаще и становились все болезненнее, однако не боль вмышцах сделала эти часы между одиннадцатью и тремя такими ужасными; ужасно былонежелание разума уснуть и дать ей уплыть во мрак.

Умопомрачение было бы облегчением, но оно не придет. Как исон-отдых. Только смерть принесет оба эти дара, и она придет ночью. Мир застенами комнаты ничего не значил. Действительно, теперь ей казалось, что там ине было ничего, а люди, которые когда-то наполняли его, бесследно исчезли, ивсе опустело, как будто в ожидании конца света.

Время было бесконечным ледовым пространством, сквозь котороепроламывалось ее сознание, как огромный, неудержимый ледокол. Голоса приходилииз мрака и уходили во мрак, как фантомы. Они перекрикивались в ее голове, каксклочные соседи. Нора что-то говорила из ванной, а в другом уголке Джессипререкалась с матерью, которая убиралась в гостиной. Мать говорила, что Джессиникогда бы не попала в такую беду, если бы всегда убирала за собой свои вещи."Если бы я получала цент каждый раз, когда я подбираю твою тряпку, –говорила мать, – я уже могла бы купить контрольный пакет акций компании«Кливленд Гэз». Это была ее любимая присказка, и ни Джесси, ни кто другой никогдане поинтересовался, чем ей так полюбилась именно компания «Кливленд Гэз».

Она продолжала по инерции упражнения, двигая ногами и руками– вверх-вниз, – насколько позволяли ее убывающие силы. Джесси делала это не длятого, чтобы тело было готово к освобождению, когда ей наконец придет в головуправильное решение: она поняла и сердцем, и головой, что правильного решениятут уже нет. Баночка с кремом для лица была последним шансом. Джесси двигаласьтеперь только потому, что движение немного облегчало судороги.

Несмотря на эти движения, она чувствовала, как немеют ееконечности, как холод, умертвив кожу, проникает все глубже и глубже. Это небыло похоже на забытье, в котором она пребывала утром; это было, скорее, похожена обморожение, которое случилось с ней в детстве во время долгого катания наконьках: зловещие мертвенно белые пятна появились на кончиках пальцев, на носуи ушах, и казалось, с ними ничего не сделает даже огонь. Джесси надеялась, чтоэто онемение наконец покончит с судорогами и в конце концов ее смерть придеттихо и мирно – как заснуть в сугробе. – только она приближается ужасномедленно…

Время шло, но это не было, собственно, время; это былопросто перемалывание одних и тех же ощущений и картин окружающей обстановки вступе бодрствующего рассудка. Ее ощущения воспринимали спальню, панораму заокном, жужжание мух, превращавших тело Джералда в свой осенний инкубатор,медленное перемещение теней по полу комнаты, по мере того как солнцепродвигалось по тусклому осеннему небу. Монотонность ощущений прерываласудорога, которая вдруг вступала в плечо или руку или вонзала острие в бок.Около полудня первые судороги начались в области брюшного пресса, тогда какспазмы голода прекратились. Эти последние судороги были мучительнее всего,потому что сжимали грудь и перехватывали дыхание. Она видела солнечного зайчикана потолке, но в глазах ее отражалась агония, когда она напрягала руки, плечи иноги, пытаясь дышать, в то время как судорога сводила тело. Наверное, лежать погорло в жидком, холодном бетонном растворе было бы легче.

Голод прошел, но не жажда, и по мере того, как этотнескончаемый день переходил в вечер, она поняла, что простая жажда (только однаона и ничего больше) могла совершить то, чего не смогли ни усиливающиеся боли,ни сама грядущая смерть: свести ее с ума. Теперь не только рот и гортань пылалиот жажды – все ее тело изнемогало без воды. Даже веки горели от жажды; закрываяглаза, она видела все тот же запотевший бокал холодной воды, ее мучениястановились невыносимыми, и она вновь начинала стонать.