Флейшман в беде - Тэффи Бродессер-Акнер

– А может, она просто из вежливости не хочет говорить тебе, что вы устроили совершенно нелепый тарарам, – ответил он. – Честно, лучше бы мы просто расписались по-тихому.

Но он это сказал только для того, чтобы уколоть мать. Ему не терпелось показать Рэйчел абсолютно всем. Ему не терпелось показать всем, чего он добился в жизни. Тоби Флейшман! Позвольте вам представить новоиспеченных мужа и жену, мистера и миссис Тоби и Рэйчел Флейшман!

После свадьбы и предварительного короткого медового месяца в Санта-Круз они вернулись в пустую квартиру Тоби на Девятой улице. Как-то во время очередной долгой прогулки они нашли кофейный столик и тащили его на головах двенадцать кварталов назад к себе домой. Они занимались любовью все время: в дождь и в вёдро, перед походом в ресторан, после возвращения из гостей, утром перед душем, вечером после работы. А также после ужина во время просмотра телевизора, причем иногда располагаясь так, чтобы видеть экран. Хорошо! Как у людей!

Под конец учебы Тоби предоставили выбор специальности, и он выбрал гепатологию. Он слышал, что Аарон Шварц выбрал специализацию по болезням пищевода, и подумал: ну и лузер, будет весь день напролет делать эндоскопии! А я-то какой лузер, что когда-то его боялся! Тоби чувствовал себя большим, огромным, могучим. Он больше не хотел, чтобы в его жизни что-то было по-другому или чтобы сам он был другим. Теперь он видел, что даже та авария на «вольво» привела к цепочке определенных обстоятельств; благодаря им он много лет спустя оказался как раз в нужное время и в нужном месте, чтобы встретить Рэйчел и чтобы она, против всякой вероятности, полюбила его в ответ.

Рэйчел тем временем перешла из секретариата агентства в персональные секретари парня по имени Мэтт Кляйн, который носил прическу как у Майкла Дугласа в фильме «Уолл-стрит», и еще у него верхняя челюсть сильно выступала над нижней, отчего верхние зубы нависали над нижней губой, и потому все время казалось, что он кого-то сексуально харассит. Мэтт выводил Рэйчел обедать в кафе почти каждый день и, кажется, намерен был научить ее всему, что знает сам. Он звал ее «моя протеже». Тоби втайне спрашивал себя, был ли Мэтт так же заботлив со своими предыдущими ассистентами или с нынешним ассистентом номер два, мужского пола.

Но Рэйчел не возражала, если ей приходилось срочно менять планы или опаздывать к ужину. Ей нравились полуночные телефонные звонки; она любила выкрикивать ругательства в трубку, когда сделка срывалась. Ей нравилось напускать на себя стервозность; она говорила, что эти упражнения заменяют ей кардио. Она любила дожидаться хороших новостей. А еще она любила отвечать в сотовый телефон: «Рэйчел Флейшман слушает!» (У Тоби до сих пор шевелилось в штанах, когда он слышал ее имя, сцепленное со своим; она взяла его фамилию, потому что не питала никакой любви к своей девичьей, полученной от человека, которому было на нее плевать.) Она повела Тоби на премьеру спектакля, поставленного режиссером, чьим агентом был Мэтт, а потом, всего три года спустя, на спектакль, по которому уже она сама заключала контракт – с актрисой-драматургом Алехандрой Лопес, которую открыла тоже сама: давным-давно, когда прочесывала крохотные, очень внебродвейские театры в отдаленных районах города. Теперь у нее был собственный стол в агентстве и два собственных ассистента.

Алехандру она впервые увидела в культурном центре при комплексе социального жилья в той части Бруклина, которая никогда не будет джентрифицирована. Рэйчел прознала, что там выступает какая-то женщина с моноспектаклем о жене президента Вудро Вильсона, Эдит Вильсон. Рэйчел в тот вечер привела с собой Тоби, и таким образом аудитория составила шесть человек; четверо из них были очень преклонного возраста и, возможно, забрели в зрительный зал только в поисках места, где бы посидеть. Алехандра исполняла собственную пьесу, которая тогда называлась «Большой Вильсон», потом стала называться «Половина Вильсона», потом «Президентесса», а потом, в конце концов, стала культурной сенсацией под названием «Президентрисса». Пьеса шла уже несколько недель, и вход был бесплатный. Днем Алехандра работала на бензоколонке на Пенсильвания-авеню рядом с социальным жилым комплексом «Старретт-сити», а когда работы было мало, писала эту пьесу, которая частично представляла собой оперу. Алехандра сама выучилась классическому оперному пению по аудиокниге, взятой в библиотеке; книга называлась буквально «Научись оперному пению за несколько часов в день».

Рэйчел знала, что для собственного успеха должна открыть хорошего клиента, одну звезду первой величины; ее нужно найти и осветить огнями рампы. Тогда все увидят, что у тебя есть нюх, слух, глаз… в общем, что ты хороший агент. Рэйчел штудировала доски объявлений в районных культурных центрах и ходила смотреть никому не известные постановки в совершеннейшей глуши. Афишу этой пьесы она обнаружила рядом с разделом «Требуются чернорабочие» в микрорайонной газете «Курьер Канарси».

Пьеса была о том, что женщина может что-то делать сама только под прикрытием мужчины; в данном случае Эдит Вильсон действовала от имени своего еле живого мужа, Вудро Вильсона. Эдит заправляла страной после того, как его хватил инсульт, и ее вклад получил признание лишь намного позже. В главной арии спектакля рассказывалось, как Эдит Вильсон запускает журналиста в спальню мужа и журналист выходит оттуда с текстом интервью, в котором все слова Эдит приписаны ее мужу Вудро. Эдит счастлива, что ее план сработал и ей удалось всех обдурить, но у нее в душе остается черная дыра из-за того, что ее, подлинного гения, способного управлять страной, так никто и не разглядел; кроме того, никто никогда не оценил по достоинству и ее второй подвиг – то, что она была превосходной женой. Во время всей арии Тоби смотрел на Рэйчел; та приоткрыла рот, медленно качала головой, и в глазах у нее стояли слезы.

Тоби и Рэйчел сидели позади пожилого мужчины, который спал на скамье в первом ряду, обнимая свою трость. Потом Тоби смотрел, как Рэйчел подходит к Алехандре. Та уже заметила странных яппи в зрительном зале. Пока Рэйчел говорила, Алехандра бросила мимолетный взгляд на Тоби. Рэйчел прижимала руки к груди, чтобы подчеркнуть свои слова, и не вытирала катящихся слез. Тоби смотрел, как менялось лицо Алехандры – растерянное, потом растроганное, потом радостное, а потом говорящее без слов: «О боже, это мой шанс!»

«Большого Вильсона» играли в театре в Бауэри при постоянном аншлаге, но никто не хотел вкладываться в этот спектакль, потому что магия явно крылась в самой Алехандре; продюсеры не верили, что ее можно будет заменить, если она вдруг потеряет интерес к пьесе или в один прекрасный вечер свалится с гриппом. Ее моноспектакль был уникальным явлением, таким откровенным излиянием души, что казалось: если Алехандру заменить любым другим актером, выйдет явная подделка, так что о гастролях тоже не было и речи. Но пьеса имела достаточный успех, чтобы Рэйчел смогла перейти в официальный статус агента. Потом Алехандра написала сценарий сериала, который поставили на канале HBO, – про лесбиянку латиноамериканского происхождения, которая в семидесятых годах пытается делать карьеру среди расистов и гомофобов. Сериал продержался два сезона, но подлинную аудиторию обрел только после того, как был прекращен. К тому времени Рэйчел уже ушла из «Альфуза».