Последние дни Джека Спаркса - Джейсон Арнопп

Слышно только шум компьютеров и извечный гул генераторов. Все неподвижны. Только я чувствую, как Бекс незаметно притягивает мой палец ближе. Интересно, ей нравится или она раскаивается, что пришла сюда? Интересно, где нахожусь я на этой шкале.

– Ты сейчас здесь? – спрашивает Астрал в темноту. – Ответь нам через доску. Ты здесь?

Не меньше тысячи ударов моего подгоняемого кокаином сердца проходит, прежде чем планшетка сдвигается с места.

Хотя я отчетливо ощущаю, что сам нисколько не давлю на стрелку, я читал научное объяснение движущейся планшетке: это называется идеомоторный акт. Это когда мозг подсознательно, даже против нашей воли, запускает вашу моторику.

Впрочем, в нашем случае и так понятно, что планшетку двигают семеро присутствующих (все, кроме Бекс), которым известен заранее спланированный финал этой истории.

Планшетка отползает от верхушки доски и движется вдоль алфавита.

Паскаль смотрит на свои датчики. Я тоже вижу, как плоская линия дала первый рывок.

– Электромагнитная энергия – десять, – сообщает он. – Понижение температуры – десять.

– Оно и видно, – говорит Элли.

Стало действительно холоднее. Я вглядываюсь в аппаратуру Паранормальных, пытаясь понять, какая из этих машин незаметно качает холодный воздух.

Когда планшетка останавливается, в глазке отображается буква «Я».

Все тихо произносят ее вслух. Мы ждем продолжения.

Планшетка двигается с места, но вместо того, чтобы перейти к новой букве, она остается на прежней.

Планшетка не покидает букву «Я».

Она медленно-медленно обводит ее кругом.

Астрал кашляет:

– Это первая буква твоего имени?

Кажется, я понимаю. Сейчас планшетка тронется к слову «ДА», которое зафиксировано на доске с другими полезными словами – «НЕТ» и «ПРОЩАЙТЕ». Чтобы разрядить обстановку, я бормочу, что актуально было бы написать на доске «OMG» и «LOL». Смеются только Бекс и Паскаль.

Планшетка продолжает двигаться, но не сходит со своего курса.

Она упорно обводит кругом «Я».

Некоторое время Астрал пытается выбить из духа бойлерной хоть что-то еще.

Он спрашивает, сколько ему было лет, где он родился.

Возражает ли он, что мы с ним связались? Мы что-то делаем не так?

Нет ответа.

Я…

Я…

Я…

Когда мы решаем, что пора сворачиваться, сожалением переполнены все, и даже я. Где шоу, где пантомима? Где кульминация хитроумного плана Паранормального Голливуда?

Я предпочитаю не разговаривать с Астралом без лишней надобности, но сейчас спрашиваю:

– Вам раньше когда-нибудь отвечали одной буквой?

– Тут обычно или пан, или пропал, – отвечает за него Элисандро. – Или вообще не ответят, или сыплют ответы как горох.

– Всего одна буква, – недоумевает Хоуи. – Почему одна? Почему именно «Я»?

Йохан пожимает плечами:

– Может, это в самом деле первая буква его имени. Начал – а потом струсил.

Астрал с тяжестью поднимает свое грузное тело из-за стола.

– Можно еще разок попробовать через несколько дней.

Ага, значит, сегодняшний вечер – это лишь начало долгосрочной аферы. Со стороны показалось бы слишком ладно и складно, если бы наше «привидение» начало трещать как трещотка после первого же вопроса. Викторианские медиумы тоже иногда заявляли, что мертвые не хотят общаться, чтобы набить себе цену, когда благодаря их удивительным талантам духи все-таки выходили на связь.

Разбившись на небольшие группы, мы тихонько переговариваемся между собой. Своеобразная коктейльная вечеринка. Лиза-Джейн и Йохан вешают мне на уши лапшу о своих былых приключениях за спиритической доской. Я их не слушаю. Я гляжу по сторонам, отмечая, что даже дополнительно выставленный нами свет не смог пробиться в некоторые углы подвала.

А потом я обращаю внимание на Астрала и Бекс. Они стоят в стороне от остальных, у дверцы лифта, и разговаривают. Они далеко, и я не слышу слов, но Астрал стоит, прислонившись в стене, в такой позе, как будто клеит ее.

Как же, как же. Удачи, толстячок.

Опускается ночь. Бульвар Сансет залит огнями фар, ярким неоновым светом и прожекторами на высоких рекламных щитах. Мы с Бекс ждем, когда электронный светофор позволит нам перейти на противоположную сторону дороги к «Карнис», ресторану быстрого обслуживания, уместившемуся в желтом вагончике на обочине.

Нужно было сначала поесть, а потом уже нюхать кокс, но после сеанса столоверчения мне приспичило. Нужно было привести себя в норму и подзарядить свою самоуверенность, или браваду, зовите, как хотите. И теперь я вообще не хочу есть.

Бекс уверяет, что страшно ей совсем не было.

– В подвале было жутко, но эти, как их, Парапланеры… они просто хотят, чтобы ты написал о них книгу. У них у всех такие глаза, будто они пришли на прослушивание в реалити-шоу.

– Спасибо, – говорю я. – То есть я все-таки не сошел с ума.

Мы переходим улицу, и я добавляю:

– Если тебе не было страшно, почему тогда ты так притихла?

Она не отвечает и тихонько улыбается себе под нос.

– Странное дело, – выдает она, когда я повторяю вопрос. Мы поднимаемся на три ступеньки и заходим в «Карнис». – Я так смущалась! Обычно я так себя не веду.

Я не понимаю.

– С чего бы ты смущалась?

Пауза.

– Как зовут этого парня? В самом деле, что ли, Астрал?

В меня как будто воткнули раскаленные гвозди.

– Допустим… И что?

А Бекс смеется на это.

– Мне все тебе разжевывать надо?

Мы стоим перед окошком заказов внутри вагончика, и нас приветствует парень в фирменной футболке и кепке:

– Добро пожаловать в «Карнис», что будете заказывать?

Я не обращаю внимания.

– Да, Бекс, будь добра, разжуй.

– Ну хорошо, мне он понравился, доволен? Он милый хиппи.

Раскаленные гвозди разрывают мне селезенку, высвобождая поток желчи.

– Ты ведь шутишь, да?

– У него красивые глаза.

– Вы заказывать будете? – возмущается один из ребят в спортивных майках в очереди за нами.

– Да, – говорю. – Мне, пожалуйста, десять чизбургеров и десять картошек фри.

У Бекс лезут глаза на лоб:

– Десять, мне не послышалось?

– Ну да, – говорю я громко, не контролируя себя из-за наркотиков. – Если этого, оказывается, тебе не хватает, то надо поскорее набрать вес.