Апрельская ведьма - Майгулль Аксельссон

— Не узнаешь меня? Это же я, Кристина!

Он, чуть отступив, окинул ее взглядом:

— В самом деле. Это ты.

Она, запинаясь, спросила:

— Как Тетя Эллен?

Хубертссон чуть поморщился:

— Да без особых перемен.

— Она получила мои письма?

— Да.

— И она по-прежнему будет лежать в твоем приюте?

— Он не мой. Но полагаю, что да.

— А навестить ее можно?

— Ну разумеется. Сама-то ты как?

Кристина пожала плечами.

— Ага, — сказал Хубертссон. — Ясно.

Мгновение было тихо, потом Хубертссон, кашлянув, нетерпеливо повел плечами.

— Я спешу, нужно застать одного коллегу... Так что будь здорова.

Кристина кивнула, все ликование мигом схлынуло, и она стояла оцепенев посреди маленькой лужицы разочарования. Словно Хубертссон своим равнодушием оборвал последнюю серебряную ниточку, соединявшую ее с прошлым. Но ее еще можно связать.

Если отказаться от нового белья. Эта мысль заставила Кристину в последний раз повысить голос и закричать:

— Хубертссон!

Он обернулся, не останавливаясь, и сделал пятясь несколько шагов, пока она спрашивала:

— Сколько стоит билет до Вадстены?

— Тридцать две кроны!

Он обернулся и помахал портфелем.

И все. Словно ее и не существовало.

Хотя, пожалуй, тут была доля правды. С самого переезда в Норчёпинг Кристина стала как бы стеклянной — ее не замечали, пока не сталкивались с ней нос к носу. Не считая школьных учителей, она разговаривала лишь с тремя людьми. С Астрид, Маргаретой и сестрой Элси.

Сестра Элси ей, можно сказать, симпатизировала. За утренним кофе в субботнее дежурство она всегда спрашивала, как прошла последняя контрольная, и если Кристина могла предъявить очередное «отлично», Элси кивала с таким довольным видом, что тряслись оба ее подбородка.

Но она не всегда бывала довольна. Иногда она брала Кристину за подбородок и вглядывалась в ее лицо. Здорова ли девочка? Выспалась ли? Здоровому подростку положено иметь румянец во всю щеку, а не черные тени под глазами. Она, конечно, молодец, что ухитряется и работать, и учиться в школе, и наверняка здорово помогает матери, но силенок-то хватит? Может, на выходные ей лучше отдохнуть, подышать свежим воздухом?

Кристина всегда стеснялась, когда сестра Элси брала ее за подбородок. Словно ее бледное лицо лжет. На самом деле ведь только работа и была для нее отдыхом. В госпитале не приходилось все время быть настороже — достаточно делать книксен, быть вежливой и выполнять то, что поручат. Но признаться в этом она, естественно, не могла.

Как не могла признаться и в том, что сестра Элси являлась составной частью этого отдыха, что напряжение в затылке сразу проходило, едва до нее доносился голос сестры Элси и запах мыла и розовой воды, всюду сопровождавший ее маленькую коренастую фигурку. Всегда туго затянутая в грацию, угадывавшуюся под голубой сестринской униформой, она была мягкой, но собранной, именно такой, какой хотелось стать Кристине. Однако сама себе Кристина с каждым днем все больше напоминала медленно застывающую ледяную скульптуру: ледяная корка снаружи, а внутри — полужидкая слякоть.

Иногда она фантазировала, что сестра Элси вдруг приглашает ее жить у себя. В одном из тех домов в английском стиле, что стоят вдоль Южной Променаден, где у каждой квартиры свой вход, — и там у Кристины была бы собственная комнатка с розовыми коврами. Каждый вечер она делала бы уроки за коричневым дамским бюро XIX века, пока сестра Элси готовит вечерний чай на кухне, а потом они сидели бы рядышком в маленькой гостиной и слушали радиопьесу... Но, само собой разумеется, Элси никогда ничего подобного не говорила. Кристина ведь жила со своей мамой и будет и дальше жить со своей мамой, как и остальные девочки из гимназии.

Однажды Кристина видела, как сестру Элси передернуло от омерзения, когда другие сестры заговорили о Хагебю, и с тех пор Кристина уже на подходе к госпитальной территории тщательнейшим образом отчищала свои туфли на микропоре, чтобы на них не осталось ни комочка предательской глины. Ведь именно по глине на подошвах узнавали обитателей этого нового жилого массива. Хотя первые жильцы поселились там больше года назад, но район по-прежнему утопал в жидкой глине строительных площадок.

В числе этих первых жильцов была Астрид. Простояв много лет в муниципальной очереди, она наконец получила двухкомнатную квартиру на верхнем этаже бетонной башни. И даже год спустя она каждый день нахваливала свое новое жилье и обстоятельно, не жалея выражений, кляла на чем свет стоит трущобу, из которой уехала. Кристина тщательно выбирала слова, чтобы, не дай бог, не брякнуть чего-нибудь, что могло быть воспринято как критика квартиры и ее глинистых окрестностей. А приходя в госпиталь, она так же тщательно следила, как бы не проговориться, — чтобы никто не проведал, где она живет. Хотя с этим было проще — до сих пор ни одна душа даже не спросила ее домашнего адреса.

Подруг в классе у нее не было, что, впрочем, казалось естественным. Все остальные давным-давно знали друг дружку, а Кристина была новенькая. Кроме того, она слишком уставала, чтобы искать общения. На переменах она обычно брала учебник, выходила на школьный двор и, найдя укромный закоулок, готовилась к следующему уроку. В других таких закоулках стояли другие бледные девочки, но разговаривать с ними было выше ее сил.

Маргарета появилась после первых рождественских каникул. Она налетела на Кристину прямо на школьном дворе, так стремительно, что Кристина даже не успела удивиться, когда на нее уже обрушился ливень слов. А известно ли Кристине, что Тетю Эллен перевезли в приют к Хубертссону в Вадстене? Маргарета навестила ее за неделю до переезда к новым приемным родителям — сюда, в Норчёпинг. Теперь она — единственный ребенок. У нее своя комната и куча тряпок. Может, Кристина как-нибудь заглянет посмотреть, как она живет? Но прежде чем Кристина успела ответить, раздался звонок, а когда она снова увидела на перемене Маргарету, та уже стояла в кольцах дыма и кокетничала со старшеклассниками. Она больше не повторяла приглашения, и с этих пор они лишь изредка перебрасывались парой слов, наткнувшись друг на друга в школьном коридоре. Говорить им оказалось почти что не о чем. Возможно потому, что Кристине о многом приходилось умалчивать, или оттого, что Маргарету совершенно поглотил процесс превращения в настоящую «стильную девочку». Спустя всего месяц Маргарета уже выглядела как картинка из «Бильд-журнален». Трудно было себе представить, что это — та самая девочка, что всего год назад позволяла размалевывать себя под раггаршу. Теперь у нее была модная стрижка пажа и шарф до колен. Тип-топ! А Кристина — ничто. Жалкая зубрила.

В первый же месяц, проведенный у Астрид, Кристина приняла три решения. Первое: сдать отборочные студенческие экзамены, чего бы это ни стоило. Второе: не думать о том, что было. Третье: не плакать.