Другое лицо - Мари Юнгстедт

– Нам явно предстоит работать вместе, тебе и мне, – сказала она.

Прежде чем он успел ответить, откуда-то возник Макс Гренфорс с двумя чашками кофе в руках и сел на диван рядом с Маделейн.

– Привет, Юхан! – заорал он. – Как дела?

– Нормально, спасибо. Как ты сам?

– Все замечательно, ты же знаешь. Сейчас и у нас в Стокгольме завертелась карусель. Поэтому нет причин жаловаться.

Он улыбнулся довольно и сделал глоток кофе.

Макс Гренфорс был стильным мужчиной семидесяти лет. Он выглядел моложе своего возраста, всегда имел легкий загар и с помощью краски старательно и эффективно боролся с сединой в волосах. Тело он также поддерживал в хорошей форме, регулярно посещая тренажерный зал их фирмы, и предпочитал творог и домашний сыр с бананом перед компьютером, а не тяжелые жирные блюда в шумном обеденном зале телевидения со своими столь же шумными коллегами. Гренфорс имел ухоженную бороду, носил прямоугольные очки с черными дужками от Джорджио Армани, а его наряд составляли тонкий свитер с высоким воротником и хлопчатобумажный костюм.

– У нас убийство в парке «Хогельбю» в Тумбе, как вы знаете, – начал Гренфорс. – Оказалось, что оно имеет много общего с убийством на Готланде. Кое-какие данные выплыли на поверхность, а остальное нам удалось узнать через наши контакты. Я хочу, чтобы вы вдвоем взяли на себя ответственность за данный случай. Начиная с настоящего момента вы должны заниматься только им и организовывать работу исключительно по собственному усмотрению. Я не собираюсь вмешиваться, вы просто должны будете держать меня в курсе событий. Маделейн, ты получишь оператора Эмиля Скарпа в полное свое распоряжение, а у тебя, Юхан, есть Пия Лилья. Сегодня я отправлю дополнительную команду на Готланд, чтобы она взяла на себя все остальное. А тебе и Пие необходимо целиком сосредоточиться на убийстве. От вас потребуется отправлять по меньшей мере по одному новостному сюжету в день, примерно на две минуты, и вполне устроит, если мы будем получать его к главному выпуску. Так нормально?

– Абсолютно, – ответил Юхан, радостно удивленный, что ему выпало заниматься только одним-единственным делом. Он не был избалован подобным. Да и Пия тоже.

– Сейчас вам надо будет сотрудничать, – продолжил шеф новостей. – Часть работы вы сможете разделить между собой, и вам понадобится поддерживать тесный контакт. Вы должны помогать друг другу с интервью и делиться всеми материалами, которые могут представлять интерес для другого, о’кей?

Репортеры обменялись взглядами, и оба кивнули Гренфорсу в знак согласия. Ситуация, когда тебе полностью развязывают руки, была необычной для них.

– Естественно, так будет продолжаться до тех пор, пока с данным случаем не разберутся и не поймают преступника.

– О’кей, – кивнул Юхан и достал блокнот. – Что нам точно известно?

– Мы знаем, что мужчину зовут Магнус Лундберг, ему пятьдесят три года и он из Фарсты. Его нашли голым на лесной поляне у озера, в ста метрах от парка, со скованными наручниками руками, точно как у предыдущей жертвы, – сказал Гренфорс. – Его явно привязали какой-то веревкой к дереву. – Также его избили хлыстом. В отличие от Хенрика Дальмана этого мужчину нельзя назвать известной личностью. Обычный электрик с женой и тремя детьми школьного возраста. Все семейство проводило Янов день в Сконе у родителей жены.

– Кто нашел его? – спросил Юхан.

– Женщина, живущая по соседству. Она гуляла у озера с детьми.

Макс Гренфорс почесал голову и полистал свои бумаги.

– Как там, черт побери, ее зовут? Ага, Йенни. Йенни Карлссон.

– Хорошо, – сказала Маделейн. – Я попытаюсь связаться с ней.

– Мне обещано интервью со свидетелем, который нашел Хенрика Дальмана, вы знаете, его соседом в Льюгарне, Клаесом Хольмом, – продолжил Юхан. – Немного поздновато, можно считать, но он согласился только сейчас. Мы должны встретиться во второй половине дня.

– Пожалуй, было бы интересно сравнить рассказ двух свидетелей, – сказала Маделейн. – Отлично, если мы сможем пообщаться с обоими напрямую. Что говорит полиция?

– Ни черта пока, – вздохнул Гренфорс. – Они ничего не подтверждают «в настоящий момент», как это у них называется.

Шеф редакции закатил глаза к потолку.

– О’кей, это я возьму на себя, – предложила Маделейн. – У меня есть хорошая знакомая в полиции Сёдертёрна, можно попытаться поговорить с ней. Какова вероятность, что оба случая связаны?

– Достаточно высока, по-моему, – сказал Гренфорс. – Конечно, речь может идти о подражателе, но это все равно необычно.

После поездки в Стокгольм Кнутас чувствовал себя разбитым. Он только опустился на диван с пиццей и холодным пивом и включил телевизор, чтобы посмотреть новости, когда ожил его телефон. У него сразу же потеплело на душе, стоило ему увидеть имя Лине на дисплее.

– Привет, – сказала она оживленно. – Как дела?

– Спасибо, прекрасно, – ответил он, уменьшив громкость телевизора. – Я был в Стокгольме в выходные, там произошло убийство, похожее на случившееся здесь, на Готланде.

– Ага! – воскликнула Лине. – Я видела в новостях. И как раз в канун Янова дня. Один и тот же убийца?

– Мы не знаем пока, но сходство явное. Хотя речь может идти о подражателе. Слишком много деталей попало в прессу, и это просто ужасно.

– Жуткая история. Ты же знаешь, тебе нельзя перенапрягаться, – напомнила она озабоченно.

Кнутасу стало приятно, что она беспокоилась о его сердце.

– Я побывал когда-то на больничном, но все давно прошло, – сказал он. – Кстати, работа ведь идет только на пользу. Тебе ли не знать?

Лине любила свою работу акушерки, она всегда трудилась не покладая рук и ненавидела безделье.

– Да, да. Но ты и я не одно и то же, – возразила она. – Вы, мужчины, такие хрупкие создания.

Они какое-то время шутливо болтали о том, как по-разному мужчины и женщины справлялись с тягостями жизни. Потом Лине посерьезнела. Голос стал мягче и звучал уже не так дерзко.

– Кажется, прошли годы с той поры, как я покинула Готланд в последний раз, – сказала она. – Мы хорошо поговорили с тобой в аэропорту. Я думала о тебе.

– А я о тебе.

Он услышал сентиментальные нотки в своем голосе. Откашлялся и поднялся с дивана. Он любил двигаться, разговаривая, отчего-то так лучше думалось. Он не понимал, куда она клонит. Ее изменившийся тон вывел его из равновесия. И в то же время ему нравилось разговаривать с ней. Этот датский акцент, грассирование. Приходилось признать, что по-прежнему, после стольких лет, он порой не понимал ее. Но обожал ее голос. Резковатый, игривый. Даже в трудные моменты она, казалось, вот-вот готова была рассмеяться.

– Как дела у Карин? – спросила она внезапно.

Они редко обсуждали его отношения с коллегой-полицейским. Сейчас Кнутас растерялся. Не хотел впускать туда Лине, и при этом у него возникло желание раскрыть ей душу, даже если он чувствовал себя предателем.