Мороженое со вкусом лета - Морган Мэтсон

Повисла тишина, только птицы щебетали на ближайшем дереве, но я продолжала слышать эхо только что произнесенных мной слов.

Отец пересек дорожку и, ни слова не говоря, отпер входную дверь и вошел в дом. Я зашла вслед за ним. Он повесил ключи на гвоздь и сунул руки в карманы. Я понятия не имела, что мы будем делать теперь. Он, похоже, тоже не знал, и от этого становилось еще хуже. Как будто не осталось капитана, который мог бы спасти этот тонущий корабль.

Мы посмотрели друг на друга, и я сглотнула. На мгновение я подумала о том, что бы сказала мама, если бы видела, как мы орем друг на друга на подъездной дорожке, как она разочаровалась бы в нас обоих из-за того, до чего мы позволили себе докатиться.

– И не только этим летом, – по моим щекам текли слезы, но я этого не замечала. – Ты даже не предупредил, что мы переезжаем из старого дома сюда! Я не смогла побывать там в последний раз. Здесь нет никаких маминых вещей, мы никогда не говорим о ней или о том, что мы по ней скучаем, как будто ты хочешь сделать вид, что ее вообще никогда не было, как будто ее просто не существовало. – Я рыдала, вытирая нос тыльной стороной ладони, но мне было все равно. Я больше не могла разглядеть отца: он был просто размытой фигурой за пеленой слез, которые я даже не пыталась остановить. – И твоя книга, в которой ты писал, что у нас такие хорошие отношения, потому что ты постоянно над ними работаешь. – Я сделала дрожащий вдох, приближаясь к финалу того, что готова была сказать. – Но это больше не так. Этого больше нет, и я не знаю, почему. Я не знаю, что я такого сделала.

Отец, ссутулившись, смотрел в пол. Он молча кивнул, даже не взглянув на меня, а потом повернулся и пошел прочь по коридору, открыл дверь своего кабинета, а затем закрыл ее за собой с легким щелчком.

Я с трудом вздохнула. Не знаю, чего я ждала, но оттого, что он просто взял и ушел, оставив меня одну после всего, что было, я чувствовала себя только хуже.

На трясущихся ногах я медленно поднялась по ступенькам к себе и сразу упала на кровать, сбросив шлепанцы и накрывшись одеялом. Я свернулась в клубок и крепко зажмурилась в надежде, что когда опять открою их, снова окажусь в нашем старом доме. Мама будет внизу, и папа тоже, и оба они будут меня ждать, а все остальное – это просто очень страшный кошмар. Но в жизни так не бывает.

Открыв глаза, я увидела, что по-прежнему нахожусь в своей комнате в бежевых тонах, а весь мой мир лежит в осколках вокруг меня. Я снова зажмурилась и натянула одеяло на голову.

– Энди! – В дверь дважды постучали, но, прежде чем я успела ответить, она приоткрылась на несколько сантиметров. – Можно мне войти?

Я снова лежала, свернувшись калачиком на кровати. Через несколько часов после разговора я заставила себя встать, долго стояла под душем и наконец переоделась из одежды Кларка в свою. Я оставила телефон на тумбочке в кухне, но не хотела спускаться вниз: даже не представляла, что меня там ждет. Я нарушила абсолютно все неписаные правила нашего дома и понятия не имела, как обстоят дела и что будет дальше. А может, все останется как есть – и это было бы хуже всего.

– Заходи, – сказала я, и дверь распахнулась.

Но внутрь отец не вошел, а встал в дверном проеме, держа руки в карманах.

– Поехали есть мороженое?

В кафе «Райское мороженое» я посмотрела на него. Мы сидели за одним из столиков во дворике, а перед нами стояло мороженое: у него – мятное с шоколадной крошкой, у меня – со вкусом песочного печенья, в вафельном рожке. По дороге сюда мы практически не разговаривали, лишь перебрасывались фразами о том, куда поехать, не пора ли перестроиться и не видно ли где места для парковки.

– Как тебе? – он показал ложкой на мое мороженое.

– Весьма неплохо, – сказала я, откусывая еще кусочек. – А у тебя?

– Тоже ничего, – он зачерпнул еще ложку. Некоторое время мы ели молча, я оглядывала почти пустой дворик, залитый вечерним солнцем. Похоже, мы выбрали удачное время: часы показывали начало шестого. Я по опыту знала, что около семи – после ужина – уже будет стоять очередь из желающих сюда попасть. Но сейчас мы были почти единственными посетителями.

– Вот что, – сказал он, кладя в рот еще немного мороженого, затем отодвинул вазочку и в упор взглянул на меня. – Я подумал, что нам надо поговорить о том, что сегодня случилось.

Я тоже посмотрела на него и вдруг поняла, что, хотя я годами заучивала наизусть его речи и была способна предсказать все его следующие ходы, сейчас я понятия не имела, что он скажет.

– Прости меня, Энди, – хрипло сказал он. – Правда. Я совсем не понимал… – Его голос сорвался, и он откашлялся. – Если бы я знал, что ты чувствуешь, я бы давно уже все изменил. Конечно, я должен был это понять. Мне нет оправдания. Но… – он вздохнул и посмотрел в сторону парковки. В траве на обочине дороги я заметила несколько порхавших бабочек, их было еще не настолько много, чтобы все к этому привыкли и перестали обращать внимание. – Вся моя жизнь была устроена как движение вперед, – сказал он немного тише. – В правительстве по-другому не бывает. Надо постоянно думать о завтрашнем дне, о будущих проблемах, идти дальше. И я был так занят тем, чтобы вернуться на тот уровень, который потерял… – отец умолк, снова глядя на парковку, будто видел там что-то, чего не видела я. Он покачал головой и снова взглянул на меня. – Зря ты не рассказала мне про поступок доктора Риццоли.

Я пожала плечами и осторожно откусила еще кусочек мороженого. Мне не хотелось его перебивать.

– Не думала, что ты сможешь помочь.

– Я хотя бы хорошенько наорал на него, – заметил отец, и я улыбнулась впервые за долгое время. – Думаю, нам обоим стало бы от этого легче. – Он пододвинул к себе вазочку с мороженым, но не зачерпнул его, а просто посмотрел на меня: – Все равно надо было сказать.

– Ну да, – тихо согласилась я.

Я хотела ему сказать, что мечтаю о таком отце, с которым могла бы обсуждать любую тему. Но понятия не имела, как произнести это вслух.

– Так вот, – продолжал отец, доставая из нагрудного кармана ручку и подтягивая к себе салфетку, – я подумал, что нам нужно придумать план.

– План? – эхом отозвалась я.

– Ты права, – он прочистил горло, проводя по краю салфетки несколько косых линий, – это была его версия машинального рисования. – Меня действительно долго не было рядом. Я очень многое пропустил. Понятно, что ты расстроена. Это нормально, – он сделал паузу и дважды постучал ручкой по салфетке, а потом снова поднял глаза на меня. – Значит, у нас есть проблема, – он положил ручку и снова взял ложку. – И мы должны придумать способ ее решения.

Мне бы тоже сейчас не помешали ручка и салфетка, чтобы набросать идей или хотя бы привести свои мысли в порядок. Все это было мне знакомо: именно так отец решал абсолютно все проблемы, с которыми сталкивался на работе. Они с Питером садились за стол и придумывали план, как провести законопроект, протолкнуть нужную повестку или выиграть выборы. А если что-то не срабатывало, они просто придумывали новый план, словно в жизни не существовало пораженческих сценариев… Никогда бы не подумала, что эта стратегия применима и к налаживанию отношений с собственной дочерью.