Харун Ар-Рашид и времена "Тысячи и одной ночи" - Андре Кло

Одежда

Разнообразие одеяний, которые носили в Багдаде, придавало столичным улицам многоцветие и живописность, которые сегодня трудно вообразить. Представители каждой этнической группы — арабы, берберы, персы, тюрки, рабы из-за пределов Средиземноморья, греки и славяне — носили свою традиционную одежду.

Некоторые предметы одежды можно было видеть почти на всех. Изар представлял собой кусок ткани, который обворачивали вокруг тела. Женщины также покрывали им голову. Простые люди носили менее длинный мизар, доходивший лишь до колен. Нищие одевались в шамлу, нечто вроде платья, чаще всего шерстяное, которое также использовали в качестве одеяла. Одежда бедуинов, аба, представляла собой платье из толстой шерсти. Непосредственно на тело мужчины и женщины надевали гилалу и сирвал, своеобразные штаны, поддерживаемые шнурком. Камиз (рубашка) мог иметь длинные рукава, использовавшиеся в качестве карманов. Дураа выглядела как просторное одеяние с рукавами и разрезом спереди, и именно она служила придворным мундиром. Халиф и высшие вельможи украшали ее драгоценными камнями и бриллиантами. Все, кто состоял на службе у халифа, одевались в черный цвет Аббасидов, причем отказ от ношения черной одежды был равноценен просьбе об отставке. Кади и правоведы носили непременный тайласан, длинный кусок ткани, покрывавший плечи и свисавший за спину наподобие капюшона.

Никто не ходил с непокрытой головой. Для мужчины снять свой головной убор было равносильно наказанию. Самой распространенной была тюбетейка или феска, вокруг которой наматывали тюрбан. Мансур перенял, вероятнее всего у персов, высокий головной убор, напоминающий кувшин с вином. Впоследствии эта высокая шапка стала общепринятой у кади. Все мужчины носили тюрбан, главный отличительный признак мужчины. Согласно одному из авторов той эпохи, тюрбан «есть щит на поле боя, честь в собрании, защитник от превратностей, и, к тому же, он делает человека выше». Материал и длина тюрбана, естественно, варьировались в зависимости от возможностей носившего его человека, и некоторые принцы украшали его брильянтами. Некоторые цвета предназначались для чиновников и военачальников высокого ранга.

Летом жители Багдада обувались в сандалии, а зимой — в высокие кожаные сапоги. Они были достаточно большими, чтобы в голенище можно было вложить нож и платок. Носки разной длины из шерсти или тонкой ткани также заменяли собой карманы, и в них носили книги, письменные принадлежности и пр. В некоторые эпохи не-мусульман, или дзимми, принуждали к ношению одежды, отличной от той, что носили мусульмане. Харун ар-Рашид приказал вернуть в обиход изжившие себя традиционные предписания, относящиеся к одеянию дзимми. Его врач отговорил его от этого, и через некоторое время распоряжение халифа было отменено. В целом, не-мусульмане были лишены права носить оружие. Вне дома их женщины должны были одеваться в желтое или синее с красной обувью. В середине IX в. халиф ал-Мутавакил обязал не-мусульман носить желтые капюшоны и тюрбан того же цвета, а их жен, если они выходили на улицу, — платье того же цвета. Эти Предписания моментально вышли из употребления.

Если простые женщины из тех, что ходят за водой к ближайшему каналу с детьми, цепляющимися за их юбку, одевались, как могли, жены багдадских богатеев стремились к оригинальности и носили одежду самого разного фасона, блузки с рукавами или без, сшитые из пестрых тканей или златотканого шелка. Зимой к этому добавлялись меха. Певицы Харуна носили розовые, зеленые или красные камизы и сирвали. Зубайда ввела моду на обувь, украшенную драгоценными камнями, а дочь Махди Улайя — на конские уздечки, также отделанные драгоценностями. «Я выбираю самое красивое из десяти моих новых платьев и одеваюсь; затем я надеваю свое прекрасное ожерелье из благородного жемчуга, браслеты, подвески и все свои украшения. Потом я надеваю свое просторное белое покрывало из шелка и золота, опоясываю талию парчовым кушаком и скрываю лицо за маленьким покрывалом, предварительно подведя глаза карандашом» (Ночь 17-я).

А вот и другие модницы из «Тысячи и одной ночи»:

«Нур ал-Хоуда была одета в красное шелковое платье, разукрашенное золотыми птицами, глаза, клювы и когти которых были из рубинов и изумрудов» (Ночь 611-я). «Что же касается Зейн ал-Мавассиф, она вошла в свой дом и первым делом направилась в хаммам, чтобы омыться. А после купания ее спутницы помогли ей сделать все необходимое для необычайного наряда. Затем они выщипали все волосы, которые нужно было удалить, умастили все, что нужно было умастить, надушили все, что нужно было надушить, удлинили все, что нужно было удлинить, и затянули все, что нужно было затянуть. Затем они надели на нее платье, расшитое чистым золотом, и возложили ей на голову серебряный обод, поддерживавший богатую жемчужную диадему с узлом сзади, а его два конца, каждый из которых был украшен рубином размером с голубиное яйцо, спускались ей на плечи, слепя глаза, как серебряные самородки. Потом они закончили тем, что заплели ее прекрасные черные волосы, надушенные мускусом и амброй, в двадцать пять кос, которые доходили ей до пят» (Ночь 656-я).

Пища

Страсть к показному, присущая богатым жителям Багдада, до чрезвычайности пламенная в том, что касалось одежды и убранства дома, проявлялась с еще большей силой в гастрономической сфере. Если кушанье отличалось оригинальностью, то не имело значения, что оно было малопитательным, безвкусным или слишком пряным. Назавтра после пира в доме у богатого купца или высокопоставленного чиновника о нем должен был говорить весь Багдад. А когда на этом обеде хозяин представлял неизвестное блюдо, новое изобретение своего повара или, еще лучше, изготовленное им по рецепту, добытому у какого-нибудь важного иностранца, этот дом надолго приобретал известность. Таким образом, ради новизны в употребление вводились иранские или даже византийские яства, невзирая на то, что их приходилось заимствовать у врагов ислама. Чуть позже стало ощущаться влияние тюркской кухни.

Кухня была важной составляющей хорошего тона, даже культуры общества. Она живо интересовала римлян, греков эллинистического периода, Сасанидов. Аббасиды, в свою очередь, восторгались этим искусством почти с самого возникновения империи, когда развитие торговли обеспечило довольно многочисленному меньшинству средства, достаточные для удовлетворения кулинарных фантазий. Существовали книги, изначально написанные на персидском и переведенные на арабский, посвященные искусству жить. О нем упоминает Масуди, рассказывая о Сасанидском царе, который, желая выяснить познания своего сына, спрашивает его: «Каковы наилучшие блюда, красивейшие птицы, самое вкусное мясо, самые освежающие студни, лучшие бульоны, вкуснейшие фрукты, прекраснейшие мелодии, семь лучших ингредиентов для супа, цветы с самым приятным запахом, самые красивые женщины и самые быстрые беговые лошади?».

«Тысяча и одна ночь» рисует нам Харуна ар-Рашида, занятого приготовлением рыбы: «Харун взял сковороду, поставил ее на огонь, положил на нее сливочное масло и немного подождал. Когда масло закипело, он взял рыбу, которую ранее очистил от чешуи и внутренностей, промыл, посолил, слегка обсыпал мукой и положил на сковороду. Когда рыба хорошо поджарилась с одной стороны, он с удивительным искусством перевернул ее на другую сторону, и, когда рыба была готова, он снял ее со сковороды и разложил на зеленых банановых листьях. Затем он пошел в сад, чтобы сорвать несколько лимонов, которые он нарезал и поровну разложил на банановых листьях, а затем вынес все это в зал, к гостям». Некоторые придворные вельможи составляли кулинарные руководства: например, Ибрагим ал-Махди[117], принц, музыкант и поэт, который также провел несколько месяцев на халифском троне, военачальник ал-Харит ибн Башир и многие другие, в том числе великий историк Ма-суди. Кроме того, существовали книги о диетах, вроде Китаб ал-Агдия (Книга о питании), написанной еврейским врачом Сулейманом ал-Израили, переведенной на латынь и остававшейся в ходу у Салернской школы до XVIII в.