Рождество каждый день - Милли Джонсон

– Да, потому что ничто так не говорит о твоих чувствах, как подарок в виде желе, – ответил Люк.

Бридж заметила, что голова Мэри слегка дернулась в ответ. А вот у Джека – нет.

– Ленивый подарок, – сказал Робин. – Племянница Чарли Роза всегда покупает ему коробку с чем-то ненужным на Рождество. Она ни разу не потратила время, чтобы спросить меня, что ему нравится.

– Хорошо, что еще можно назвать дерьмовыми подарками? – спросил Люк, сидя у камина с предпраздничным бокалом хереса. Мэри настояла на том, чтобы они все выпили по бокалу. «Ничто так не возбуждает предвкушение рождественского ужина, как аромат хереса», – сказала она.

– Я знаю. Духи – как удар ножом из темноты, – сказал Чарли. – Никто не должен покупать духи для кого-то другого, не зная, что ему подойдет. На Робине Arpège[55] пахнет божественно, и я его обожаю, но на мне больше похож на кошачью мочу.

– Чарли всегда дарит лучшие подарки, – похвастался Робин, поглаживая свою недавно украшенную руку. Люк снова присвистнул; Робин демонстрировал ее с тех пор, как они с Чарли спустились.

– А Джек дарит хорошие подарки? – спросила Бридж у Мэри, нагло сверкая глазами. Мэри могла бы запустить в нее подушкой.

– Э-э-э, да, – ответила она. – Очень милые. Кто-нибудь хочет подзаправиться?

– Я собираюсь проверить свой трайфл[56], – сказал Люк.

– Ты приготовил трайфл? – Чарли задохнулся от радости. – Пожалуйста, скажи мне, что в нем есть херес.

– Конечно. Рождественский ужин не может быть без трайфла, а трайфл не может быть без хереса, – последовал ответ.

– Еще хереса? – спросил Робин. – Разве тебе недостаточно, Чарльз?

– Недостаточно. Положи, пожалуйста, вишни сверху, Люк.

– Специально для тебя, Чарли, – пообещал Люк и поднялся со стула. С тех пор как Мэри рассказала им о Чарли, Люк забрал себе все кухонные дела.

– Помните те кубики для ванны, которые обычно дают в подарок и по которым нужно было бить молотком? – сказала Бридж. – Те, которые никогда не растворяются как следует.

– Да, именно такие мне покупает племянница Чарли каждое Рождество. – Робин фыркнул. – Если на них сесть, они впиваются в задницу, словно шрапнель.

Мэри хихикнула и тут же закашлялась, потому что херес попал ей в нос.

– Наша уборщица Дотти всегда приносит нам большую коробку Quality Street[57]. Мы их обожаем.

– Когда открываешь банку Quality Street, тебя тут же окутывает запах Рождества, – сказало радио Брайана, как будто присоединяясь к разговору.

– К сожалению, такого эффекта не добиться от пластиковых банок, в которых они продаются сейчас, Брайан, – ответил Робин. – Это не то же самое.

Бридж снова устроилась в кресле. Наступило Рождество, и она чувствовала себя именно так, как и должна была. Не хватало только каштанов, жарившихся на открытом огне, который бы весело потрескивал. Херес успокаивал ее, она не помнила, чтобы успокаивалась так в течение многих лет, и ее мысли устремились на юг, к Бену. На Рождество она купила ему ручку «Монблан»[58] – он всегда хотел такую, но никогда бы себе не купил. Он заслужил это: он был самым добрым, самым милым человеком, которого она знала. Она надеялась, что он не ел рождественский ужин в одиночестве и отважился, несмотря на погоду, поехать к своей сестре и ее семье, которые жили менее чем в километре от дома.

Чарли уронил вилку и чуть не упал, пытаясь ее поднять. Мэри сразу же вскочила, чтобы помочь.

– Спасибо, Мэри. Знаешь, у меня никогда не было детей, но, если бы они были, я бы хотел такую дочь, как ты. Я думаю, что твоим родителям очень повезло.

Мэри просияла.

– О, спасибо, Чарли. Это так приятно слышать.

– Важно говорить все, что возникает в твоем сердце, – ответил он. – Никогда не знаешь, что ожидает тебя за углом.

Робин кивнул в знак согласия. Он был так рад, что утром у них состоялся «тот самый» разговор.

Он оказался не таким мрачным, как он ожидал, к тому же это очень утешило Чарли. Да и его самого. Теперь он не будет сожалеть о том, что не признался Чарли в чувствах; он произнес важные слова, которые томились невысказанными в его собственном сердце.

– Полагаю, ни у кого из вас нет детей? – спросила Бридж.

– Нет, но я бы хотел их иметь, – сказал Чарли. – Когда я был молодым, идея о том, что гей может воспитывать ребенка, не рассматривалась. Сейчас мир гораздо более терпим к нам, чем тогда. Когда мне было восемнадцать лет, я улыбнулся прохожему в парке. Он не только сильно избил меня, но и арестовал, сказав, что я приставал к нему. Какая наглая ложь! Я провел три месяца в тюрьме. Судья решил, что я представляю опасность, заражая мужчин гомосексуализмом, что бы это ни значило. В то ужасное время я и подумать не мог, что когда-нибудь мужчины смогут вступать в брак и воспитывать детей вместе.

Он вздрогнул, когда ужасные воспоминания всплыли на поверхность.

– Ваши семьи поддерживали вас? – спросила Мэри и Чарли, и Робина. Ужасно было думать, что такие архаичные взгляды на самом деле существовали когда-то.

– Не меня, – сказал Робин. – Я был единственным ребенком и большим разочарованием. Когда я рос, никто не замечал слона в комнате. Отец заставлял меня заниматься боксом и играть в футбол. Если бы он мог вколоть мне тестостерон, он бы это сделал. Однажды, когда он выпил слишком много, он спросил меня, предпочитаю ли я мальчиков девочкам, и сказал, чтобы я был с ним откровенен. Так я и сделал. И в течение часа меня вышвырнули вместе с чемоданом. Мне было семнадцать. Они продолжили ходили в церковь, собирали деньги для бедных, слушали проповеди о доброте и терпимости, но при этом отвернулись от своего единственного ребенка. Моя двоюродная сестра сообщила мне, когда умер мой отец, но в завещании было написано, чтобы я не приходил на похороны. Я связался с матерью после почтительного периода ожидания, но… – Он сделал паузу, вздохнул. – Она не захотела меня знать. Я был мертв для нее. Она также написала в своем завещании, чтобы я не приходил на ее похороны. И это было в 1980-х.

– А моя мать была полной противоположностью, – сказал Чарли. – Она жила в Лондоне, переехав в Йоркшир, когда вышла замуж за моего отца, но после его смерти, когда мне было восемь лет, она вернулась домой и стала жить с моей бабушкой. Они воспитывали меня вдвоем. Думаю, с самого раннего возраста было совершенно очевидно, что я не собираюсь однажды жениться на хорошей девушке и продолжить род. Они надеялись, что я вырасту, но, когда поняли, что этому не суждено случиться, они смирились с этим и приняли меня таким, какой я есть.