Рождество каждый день - Милли Джонсон

– Нет, я скажу, что ты был смешным старым пердуном.

– Ты порадуешь меня, я знаю. Я бы хотел присутствовать на своих собственных похоронах. Я сделаю все возможное, чтобы быть там.

– Тогда садись сзади, иначе у меня случится сердечный приступ и я присоединюсь к тебе, – сказал Робин. – Тогда мы вдвоем можем оказаться у моря Уитби в одной урне.

Чарли улыбнулся.

– Я постараюсь вернуться и сообщить тебе, что со мной все в порядке. Но не с помощью белого пера, малиновки или бабочки-адмирала, потому что это уже перебор?

– Тогда что же это будет? Давай решим сейчас.

– Алмаз, падающий с неба. Достаточно большой, чтобы вызвать сотрясение мозга.

– Слишком очевидно.

Чарли задумался на мгновение.

– Я оставлю вишенку где-нибудь на полу.

– Очень умно, кто-нибудь поскользнется на тебе и улетит.

– Это вишня, а не банановая шкурка, Робин. Ладно, тогда что-нибудь другое. – Его взгляд зацепился за прекрасную сцену, обрамленную большим окном спальни. – Я знаю, я спущусь к тебе снегом. Ты будешь стоять у французского окна и смотреть, как я плавно опускаюсь на сад.

– Зимой я буду на Бермудах с моим новым любовником, но я буду скучать по тебе.

– Чумовой снег, как этот. Но ты наверняка не захочешь, чтобы я заявлялся каждые пять минут, у тебя начнется новая жизнь. Но когда синоптики будут ломать голову из-за неожиданного снега, ты можешь считать, что частично в этом виноват я.

Их перебранка заглохла. Робин не мог ответить, потому что его сердце разрывалось. Ведь никто не сможет заполнить огромные, твердые, идеальные следы, оставшиеся от Чарли.

Чарли забрал телефон у Робина, отложил его на кровать и взял руку Робина; она дрожала, как испуганная птица.

– Я хочу, чтобы ты нашел человека, который сделает тебя счастливым.

– Я нашел, и он сделал. Ну, по большей части.

– Ты еще молод, Робин.

– Я чувствую себя древним. Пятьдесят пять – это не так уж и мало.

– Пятьдесят пять – это совсем немного. Мне было сорок семь, когда мы сошлись, если ты помнишь. Я не потерплю, чтобы ты хандрил, покрываясь паутиной, как мисс Хэвишем, слышишь меня?

– Белый мне не идет.

– Я знаю, из-за него ты выглядишь блеклым.

Чарли почувствовал тяжесть большой руки Робина в своей собственной. Твердая, сильная, нежная – эта рука словно олицетворяла его.

– Найди кого-нибудь, кто заставит твое сердце петь, мой дорогой, ты не должен быть одиноким. Ты ведь можешь стать чьим-то подарком, когда я уйду. Я не могу успокоиться, зная, что ты грустишь и плачешь во сне.

– Не обманывай себя, я буду ходить по клубам каждую ночь. С сиськами и кокаином.

На это Чарли разразился смехом.

– Не бойся влюбиться. Просто будь осторожен и не позволяй никому любить деньги больше, чем тебя. Не мне тебе об этом говорить, ты разумный человек, но ты можешь быть немного уязвимым. А как насчет друга Рубена, архитектора? Он очень симпатичный.

– Фу. От него пахнет дрожжами. Я так не могу.

– А Дэниел? Вдовец Сола?

– Дэниел такой скучный. У него три темы для разговора: он сам, он сам и политика. Я представляю, как Сол бросился в могилу головой вниз, чтобы спастись.

– Найди кого-нибудь потрясного, кто будет любить тебя, будь ты богат или беден, как я нашел тебя. Вокруг много бриллиантов, которые ждут, когда их обнаружат.

Здесь Робин сломался.

– Чарли, как я буду жить без тебя?

– Ради всего святого, не надо на меня наезжать, как Лиэнн Раймс[51].

Робин невольно фыркнул.

– О, смотри, слезы и сопли. Ну и беспорядок.

Он встал, чтобы взять туалетную бумагу и привести себя в порядок, вернулся в спальню и обнаружил Чарли, который сидел и улыбался, словно блаженная мать Тереза.

– Спасибо тебе за этот рождественский подарок. Это было очень важно.

– Я люблю тебя, – промурлыкал Робин. – Я не слишком часто это говорил. Я вообще почти никогда этого не говорил, но я надеюсь, ты знаешь, что я люблю и всегда буду любить тебя.

– Лиэнн Раймс и Долли Партон[52]. Я впечатлен. – Чарли перестал шутить. – Я знаю, что ты любишь, мой дорогой Робин, и…

– Но я должен был говорить об этом чаще, Чарли. Ты моя половинка, мне кажется, я недостоин тебя. Ты самый добрый, самый красивый человек во вселенной, и я не знаю, что сделал, чтобы заслужить тебя, но, что бы это ни было, я с радостью сделаю это снова. Когда я думаю о том, что останусь без тебя…

Чарли потянулся к прикроватному ящику и достал оттуда коробочку с кольцом. Он положил ее в центр ладони Робина. Открыв ее, тот обнаружил потрясающий обруч из толстой платины, усыпанный желтыми бриллиантами. Оно было просто восхитительным.

– Кое-что на память обо мне. Что-то, что поможет запомнить этот прекрасный момент, – сказал Чарли.

– Оно ведь… ненастоящее, правда? – Робин ахнул.

– Я не занимаюсь подделками. Ты знаешь, что оно настоящее.

Робин надел его; бриллианты сверкали, словно солнце, когда он двигал рукой. Конечно, оно подошло, ведь его создал Чарли, а он был мастером своего дела.

– Счастливого Рождества, Робин. Ты сделал мою жизнь счастливее, чем я мог себе представить. И что бы ни готовило тебе будущее, и с кем бы ты ни был, я буду смотреть на тебя с любовью и желать тебе самого лучшего.

Робин прижался к Чарли, который обнял его. Они наслаждались близостью, напоминавшей бриллиант, который сохранится на долгую память.

– Разочарована своим рождественским подарком? – спросила Бридж, доставая поленья из мешка и собираясь сложить их в корзину рядом с камином. Она специально наблюдала за лицом Джека, когда Мэри открывала подарок. Похоже, он очень хотел, чтобы тот ей понравился.

– Нет, он прекрасен, – ответила Мэри с неподвижной улыбкой, два ряда ее безупречных, аккуратных зубов сошлись вместе, словно солдаты, защищающие неправду.

– Хотя ваучер на перепихон в сарае был бы лучше, а?

– Ш-ш-ш, – зашикала Мэри, оборачиваясь проверить, не решил ли Джек именно в этот момент войти в зал бара.

– Если честно, Джеку было трудно найти в гостинице что-нибудь подходящее в качестве подарка. Я имею в виду, – Бридж слегка рассмеялась, – я получила банку помидоров, ради бога.