Дикий барин - Джон Шемякин

Наконец запихнули нас в запоздавший самолет. Встречает нас немецкая стюардесса, которая запас своих улыбок сбросила еще над мирно спящим Киевом. Поэтому смотрела она на меня с откровенной досадой. Да, я не красавец и чайничек мой жестяной, на ремне болтающийся, шарма мне не прибавляет. Отчет себе отдаю вполне. Однако заводить беседу как-то надо. Тем более что немецкий кинематограф я смотрю, знаю, как с их стюардессами общаться.

– Ви хайст ду, бубби, – говорю. – Ком цу мир, битте!

Тут есть особая тонкость. При перелетах на зарубежных линиях надо производить впечатление лукавого, но не очень опасного бесноватого. Желательно при этом хромать, дергать головой и моргать глазами в загадочной последовательности. Можно негромко петь. Тогда должная забота персонала будет обеспечена.

Летели во Франкфурт очень скучно. Я было сунулся из своего бизнес-класса в общую залу, чтоб походить между рядов, позвякивая чайником, попродавать брошюры и собственные фотографии с душевным автографом, но публика злобно спала, отвернувшись друг от друга.

Вернулся к себе огорченным и, укрывшись казенным пледиком, решил перепрятать схороненные в сиреневом исподнем наличные. За тем занятием и был застигнут надзирающей стюардессой. Некоторое время молча, не мигая, смотрели друг на друга. Я – кокетливо снизу, придерживая подбородком сползающий плед, продолжая упихивать под ним мятый ворох ассигнаций, она – сверху.

Дуэль взглядов осталась за мной. Немецкая девушка, не поворачиваясь спиной, ретировалась в свои покои и затаилась.

Потом принесли еду. Хотел было помочь сотрудникам «Люфтганзы» порасталкивать задремавших соотечественников, суя им под нос вареную морковь. Но без повязки «Полицай», которую мне так и не выдали в ответ на вежливую просьбу, отказался.

Сели во Франкфурт с опозданием от графика на два с лишним часа. Мой рейс на Мадрид уже улетел.

Ночевал в какой-то непонятной гостинице, свернувшись калачиком, подсунув чемодан под голову. Соленый прибой казался в этот грустный момент обидной сказкой.

Переночевав в угрюмом франкфуртском отеле, затемно, удачно поддев под приталенное зеленое пальто (см. лисий воротник) два отельных халата, подпрыгивая при ходьбе, двинулся к аэропорту. Не стал дожидаться обещанного люфтганзовского «мерседеса», вошел в азарт. На календаре 31 декабря уже! А впереди еще пересадка в Мадриде… Ну вас, думаю, надо засветло встать у табло, мало ли что!

В самолет на Мадрид я вбежал, размахивая чемоданами, первым. Привольно раскинулся в кресле и с искренним любопытством стал смотреть в иллюминатор. Снова во мне проснулся оптимист, расправил свои налитые силой плечи, румяный идиот.

Самолет заполняется постепенно. Зашли какие-то монахи. Потом вошли монашки. Потом вкатили на коляске еще какого-то заслуженного церковного иерарха.

Неплохо, неплохо! Если и попадем в зону турбулентности над горами или двигатель загорится, то хоть поговорить будет с кем на темы, подсказанные самой жизнью.

Стал на всякий случай тепло улыбаться монахам и делать глазами разнообразный плезир монашкам. Такие знакомства – они, знаете, лишними не бывают при взлете и посадке.

А самолет мой меж тем не взлетает и не взлетает. Хотя пора бы уж ему и того, взмыть. Вместо этого подъезжает какая-то дикая цистерна с большущим шлангом, и аэропортовские служители начинают наш самолет из этой цистерны поливать какой-то вонючей смесью.

Господи! Наложи же тяжкую узду на челюсти мои, чтобы не вскричал я в собрании достойных, славящих тебя!

Обработку жидкостью против обледенения немцы провели очень тщательно. Поливали со всех сторон, запрыгивали на крылья и вновь поливали. И так целый час.

Вылетели из Франкфурта с опозданием в полтора часа. Страшен был мой лик в этом полете. Монахи, прежде очень оживленные, наблюдая некоторое изменение моего сознания, постепенно группировались вокруг колясочного иерарха, как думается, обладавшего повышенной святостью. Разговаривали исключительно тихо, нервно перебирая свои четки. Видно, совещались на мой счет. Что делать будем, братие?! Как убережемся от такого демона дальних странствий?! Поможет ли моление святой Урсуле в этом тяжком случае одержимости?..

В здание аэропорта города-героя Мадрида я входил тяжелым чеканным шагом возвращающегося из изгнания герцога. Самолет на о. Т-фе улетел двадцать пять минут назад без меня.

P.S. А я меж тем уже в Италии. Хотя особой разницы с оставленной за спиной Швейцарией не заметил. Условно-итальянское население коренасто и в вопросах еды основательно. На ужин предложили поесть местного итальянского сала и картофеля. Пока накрывали на стол, сверлил взглядом своего проводника. Куда завел? Не врал ли компас? Что это за Италия такая, с салом?..

Во время ужина же смотрел российское ТВ. Натолкнулся на выступление своего обожаемого и грозного Властелина. Чем дальше, тем больше утверждаюсь в мысли, что президентом Медведевым манипулируют, шантажируя полученной им тройкой в пятом классе. Только тяжестью такого компромата можно объяснить его регулярные появления на экране.

Путин в спектаклях этих был гораздо органичнее, не производил впечатления нечаянно разбуженного.

Очередная порция вулканического пепла. Когда первый раз накрыло, я как-то переживал, не знаю, пытался соответствовать трагизму момента. Метался с безумным взором с вещевым мешком за плечами по соседям, колотил им в ворота, причитал, всплескивал руками, демонстративно начинал в нескольких местах одновременно рыть убежища и тайные схроны, деловито заколачивал окна досками, закусив во рту гвозди.

Очень хотелось какого-то конца света. Такое со мной случается, не скрою. Люблю панику. Чтоб обезумевшие толпы на улицах, правительство – в сыроватых бомбоубежищах, тупоносые броневики на перекрестках, багровые сполохи на горизонте. Чтоб прощания через рупор и горящие под дождем дирижабли. Неплохо, если будут рвущиеся вдалеке склады, марсианские треножники, бессмысленная гибель эскадры и торопливая обреченная морзянка.

– Соседи! Соседи! – хрипло звал я через изгородь. – Давайте уже приготовимся, наденем чистые рубахи, простим друг друга… Соседи! Давайте уж по-человечески, что ль…

А теперь все уже не то. Что скажешь? Второй раз уже не очень интересно.

Поеду в Лондон на поезде. Конечно, я попробую там что-нить организовать. Не все же любоваться на североанглийских безработных в спортивных костюмах.

У нас, на веселых торфяных болотах, оказывается, есть немало удивительно созвучных моему психическому состоянию традиций.

Раньше я эти свои болота воспринимал прямолинейно. Считал надежным убежищем, и не более того. Затаился с фузеей у кочки и знай себе, посмеиваясь в прокуренные усы, слушай, как погоня за тобой неуклюже тонет.

Как убежище мое болото прекрасно! Несколько раз я, возвращаясь с сельской ярмарки, на которой я, по обыкновению, пытаюсь заработать денег рассказами о подвигах среди каруселей и груд подмякшей свеклы, ошибался поворотами, запутывался в карте, кружил часами среди каких-то развалин, а один раз так и вообще попал на какое-то самодеятельное языческое сборище.