Агентство ’ЭКЗОРЦИСТ’: CITRINITAS - Михаил Ежов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ауто! — приказал Люст.
— А? — переспросил его второй человек.
— Ауто!!
— Автомобиль? Ясно, ясно! Сейчас! — человек завозился с собаками, прикрикнул на них и выволок из комнаты.
Люст потащил меня следом. Пришлось переступать через два распростёртых на полу тела. Когда они оказались на улице, я увидел бегущего в сторону дороги человека в сопровождении собак. Было ясно, что он отправился за транспортом, чтобы доставить меня обратно в замок. Люст посадил меня на ступеньку крыльца, достал сигарету, отвернулся от ветра, закурил, прикрывая пламя ладонью. Затянулся, выпустил дым, взглянул на меня с интересом, без злобы. Наверное, душегуба впечатлило, что юнец прикончил двух вооружённых преследователей.
Я едва сидел. Тошнило, в ушах звенело, голова кружилась. Привалился спиной к откосу и жадно глотал ртом прохладный воздух.
Люст докурил сигарету, выбросил окурок и рывком поставил пленника на ноги.
— Geh! — велел он, подтолкнув меня в спину.
Если немец всерьёз рассчитывал, что я смогу пройти полкилометра до дороги, то его ждало разочарование: через пять метров меня вытошнило, а потом я потерял сознание. Последнее, что слышал, погружаясь в вязкую тьму, это поток ругательств, выкрикнутых гортанным голосом.
Глава 47
Сначала появился запах. Жареная курица, и наверняка с хрустящей оранжевой корочкой — этот образ настолько ясно возник в мозгу, что я мгновенно открыл глаза, чтобы убедиться, что она где-то рядом, в пределах доступа. Есть хотелось ужасно!
Курица красовалась посреди безукоризненно сервированного стола, накрытого белоснежной скатертью. На венских стульях темного дерева сидели Рессенс и светловолосый, коротко остриженный человек в пенсне на шнурке. На нём был тёмно-зелёный костюм, клетчатая рубашка и галстук с жемчужной заколкой.
Я вспомнил последние события, пошевелился, и, к своему удивлению, обнаружил, что не связан. Руки ноги были свободны, а сам я сидел в огромном мягком кресле. Хм… Странно. Ну, ладно, надо оглядеться повнимательней.
Комната освещалась электрическими лампами, но по углам всё равно лежал сумрак. Окно закрывали тёмно-синие занавески с золотистыми лилиями.
Светловолосый человек повернул голову и уставился на меня.
— Кажется, ваш друг проснулся, — сказал он с лёгким акцентом.
Рессенс взглянула на меня и сразу же перевела взгляд мне за спину.
— Er wachteauf, — сказала она.
Из-за кресла вышел Люст. В руке он держал принадлежавший мне кастет.
— Я поняла, почему следить за мной послали именно тебя, — проговорила Рессенс, отправив в рот нанизанный на вилку кусочек курицы. — Теперь у меня другой вопрос: тебя послали только следить? Или ты должен меня убить?
Телохранитель тем временем встал перед креслом, расставив ноги. Сжал пальцы, на которых был надет кастет. Я не сомневался, что у немца есть опыт обращения с этим инструментом. Люст смерил меня равнодушным взглядом, слегка наклонил голову набок, словно примериваясь.
— Меня никто за вами не посылал, — сказал я. — Разве похож я на сотрудника Секретной службы? Мне всего-то двадцать один!
Рессенс усмехнулась.
— Да, это сбивает с толку. Однако с каких пор молодые люди укладывают четверых вооружённых людей и носят при себе кастеты и пистолеты?
— На улицах бывает небезопасно, — ответил я, наблюдая краем глаза за немцем. — Я просто пытался выбрать из замка, а потом — защитить себя.
— Мой друг, — Рессенс указала глазами на блондина в пенсне, — врач. Доктор Улаффсон. Ему принадлежит эта клиника. И у него есть к тебе вопрос.
— Какой?
— Что ж, молодой человек, — проговорил неприязненно швед, — мне бы хотелось знать, что вы думаете о той операции, свидетелем которой стали в подвале этого замка.
Я почувствовал, как где-то зазвенел тревожный звоночек: видеть то, о чём говорил доктор Улаффсон, мне, конечно, не полагалось. Но есть ли смысл отрицать очевидное, ведь мой путь из клиники легко прослеживается. Главное — следить за Люстом и вовремя поставить магический блок, если он попытается пустить в ход кастет. Плохо, что у меня почти не осталось сил на трансформацию. Например, чтобы полностью убрать из комнаты воздух или поджечь присутствующих. Растущее ощущение беспомощности заставляло нервничать, хоть я и старался этого не показать.
— Никогда не видел ничего подобного, — честно ответил я шведу. — Вы что-то делали с лицом женщины, — я сказал «вы» наугад, но надеялся по реакции или ответу врача понять, он ли бы в хирургической маске. — Я не заметил у пациентки травм, поэтому… теряюсь в догадках. Но с удовольствием послушаю рассказ об операции, которую вы проводили.
— Такие операции пока не получили широкого распространения, — ответил швед. — И не получат ещё долго.
— Поэтому вы держите их в секрете?
— Они не являются тайной для моих клиентов. И для клиентов некоторых моих коллег, занимающихся подобными… вещами.
— Например, для доктора Барни?
Швед склонил голову.
— Вы с ним знакомы? Очевидно, да. Но надо полагать, он не успел посвятить вас в свои… во все свои занятия.
— Похоже, что нет.
— Как же вы оказались здесь? Советую отвечать правду. Помните, что insipientis perseverare.
«Упорствую глупцы», — перевёл я мысленно. Тем не менее, на заданный вопрос не ответил: попросту не знал, что говорить.
Доктор Улаффсон нахмурился и вопросительно взглянул на Рессенс. Та окликнула Люста и велела ему отойти в сторону. Немец послушно сел на табурет в пяти шагах от кресла.
— Мне стоило немалого труда уговорить доктора Улаффсона, — заговорила женщина, — дать тебе шанс объясниться. Ты убил четверых его людей, так что он настаивал на том, чтобы тебя утопили в ближайшем болоте, не дожидаясь, пока ты придёшь в сознание. Но я сумела доказать ему, что человек, убивший четверых, стоит больше, чем все они, вместе взятые.
— Очень любезно с вашей стороны. И надолго моя смерть отложена?
— Это зависит от тебя. Если мы договоримся, возможно, ты проживёшь ещё долго.
Я чувствовал, что женщина лжёт. Конечно, она хочет меня использовать, а затем избавиться. Но в моих интересах было подыграть. Возможно, удастся даже узнать нечто новое. А главное — появится шанс выбраться из мышеловки, в которой я оказался. Мне бы только пополнить запас энергии!
— Я вас слушаю, — сказал я