Накануне солнечного затмения - Наталья Андреева

— Отец, к дому какая-то машина подъехала!

— Что за машина? — удивился Сабуров. — Мы никого не ждем.

Все вышли в холл, приникнув к окнам. В окна они увидели, что из такси вышла крепенькая полная бабулька невысокого роста. Сабуров охнул:

— Теща! — И тут же выскочил на крыльцо.

Бабулька дождалась, пока Сабуров спустится к ней, и крепко притиснула его к своей груди:

— Ну, здравствуй, зятек! Деньги-то есть, этому заплатить? — кивнула она на вышедшего из такси молодого парня в черной кожаной куртке. — Не обнищали еще? А то в узелок полезу! — Она начала расстегивать пуговицы старинного плюшевого жакета. Сабуров тут же метнулся в дом, за деньгами. Бабулька, не мигая, уставилась на Жанну. — Ты, что ли, девка, письмо мне писала? А ну показывай, где там у вас эта самозванка? — И шоферу: — А ты, милок, постой покамест тут. Ожидай, пока отмашку дам.

Все произошло в считанные минуты. Бабулька прошла в кухню, к Александре Антоновне, и раздалось такое, что Жанна невольно заткнула уши. С фольклором у тещи Сабурова все было в полном порядке. В ее поселке иначе не выражались. Судя по тому, что Сабуров в кухню и не заглянул, он в свое время наслушался достаточно и предпочитал не вмешиваться. Особенно когда теща входила в раж. А та ругалась так заковыристо и так забористо, что Жанна, тоже не на Парнасе родившаяся, невольно залилась краской.

Они не успели опомниться, как из дома начали вылетать вещи мнимой Александры Антоновны. Водитель стоял у крыльца, раскрыв рот, и смотрел, как прямо перед ним плюхнулся на землю чемоданчик, потом синее болоньевое пальто, потом из дома начали вылетать сумки, кофты, юбки… А под занавес появилась и мнимая родственница. Матрена Архиповна толкнула ее в спину:

— Вон! — И прибавила такое, что покраснел даже таксист. Заметив это, теща насупилась: — Али не слыхал? Ишь, смотрит! Вези-ка ты прочь, милок, эту… — Она полезла за пазуху. Выскочившему на крыльцо Сабурову отрезала: — За эту саму расплачусь. И — цыц!

Когда такси выехало за ворота, бабулька воинственно поправила шерстяную шаль на голове и с удовлетворением сказала:

— Вот так-то. Интеллигенция, так вашу раз этак…

Жанна чуть не расхохоталась. И верно! Почему-то за Александру Антоновну было стыдно ей самой. И Сабуров мялся бы и искал для нее оправданий. А Матрена Архиповна слушать ничего не стала. Выкинув мнимую родственницу из дома, перевела дух:

— С этим разобралась. А внуки-то мои где?

Эля пряталась наверху, тайком наблюдая за скандалом, Сережа-младший хихикал, свесившись через перила.

— А как же ваша живность, мама? Корова, поросеночек? — спросил Сабуров, понемногу приходя в себя.

— Издох, — ответила Матрена Архиповна. — Издох Гитлер. Боров мой, зверюга ненасытная. Корову со двора свели. Курей я сама порезала. Глаза подводить стали. А боров этот все под коленки норовил меня рылом ткнуть, чертяка. Чистый фашист. Поначалу-то Митькой был, а потом уж я его Гитлером кликать стала. Ткнулась носом в землю два раза, да и поняла, что силы нынче не те. В прежние времена я бы его по рылу, по рылу… Так что, Сергей Васильевич, принимай. — И она низко, в пояс, поклонилась зятю. — Поживу пока, а там посмотрим. Как няньку новую себе найдешь, так съеду. Да и огород скоро сажать надо. Снег-то не сегодня-завтра совсем с полей сойдет. Недельки две поживу.

Матрена Архиповна первой прошла в дом. В гостиной глянула наверх, отыскивая внучку, увидев, поманила пальцем:

— А ну-ко! Иди сюда! И ты, Сергей, спускайся! Обними бабку-то! Распустил вас отец! Ох, и распустил!

Жанна поняла, что в доме теперь будет порядок. Внукам своим Матрена Архиповна спуску не даст, не тот характер. А здоровью ее и молодой позавидует. Волосы у семидесятилетней Матрены Архиповны были черные, курчавые, с легкой сединой, а бровь соболиная. Руки жилистые, сильные.

В тот же вечер, за ужином, Сабуров сказал:

— Объявление надо бы дать.

— Какое-такое объявление? — поджала губы Матрена Архиповна.

— «Требуется помощница по хозяйству…»

— А это кто? — Бабулька кивнула на Жанну.

— Это? — на минуту задумался Сабуров. И тут же поспешил соврать: — Это моя дальняя родственница. Живет здесь, работает в Москве. У нее отца нет, а мать в деревне.

— В деревне, значит? — подозрительно посмотрела на Жанну Матрена Архиповна. Та смущенно уткнулась в тарелку. — Ну-ну, зятек… И к чему было строить этакие хоромы? И Марии я говорила, но она мне всю жизнь перечила. Да ты знаешь. Имя чудное какое-то взяла. Не русское. Господь от нее и отказался.

— А чем Сабина, то есть Мария, была больна? — спросила вдруг Жанна.

Матрена Архиповна сдвинула брови, а Сабуров поспешно сказал:

— Да с чего ты взяла? Глупости это! Помоги лучше комнату приготовить. Хотите на первом или на втором этаже, мама?

— Все одно. Вы-то, чай, в одной постели спите? Вот меня куда подале.

Жанна чуть тарелку не уронила. Подумать такое про нее и про Сабурова! А тот откровенно возмутился:

— Как вам, мама, не стыдно! Она же девочка еще! На двадцать лет меня моложе!

— А вас, кобелей, не поймешь. Недаром говорят: седина в бороду — бес в ребро.

Жанна выскочила из кухни, услышав уже из гостиной, как Сабуров начал что-то возмущенно выговаривать своей теще…

…Нет, эта бабка была нечто! Здоровая, как конь, и редкостная матерщинница! Неубранную постель и грязные чашки на столе Матрена Архиповна примечала тут же. И выговаривала не Жанне, а своей внучке Эле. И внучка нехотя, но шла с посудой к раковине, иначе слышала такое, отчего возмущенно кидалась к отцу:

— Ну папа! Папа же! Она опять!

Сабуров, конечно, пытался тещу образумить, но она и его не стеснялась поучить. Иногда Жанна с ужасом думала, что было бы, если бы они с Сабуровым и в самом деле были любовниками? Ох, и доставалось бы им на орехи!

Но Матрена Архиповна, как оказалось, от своих подозрений отказываться не собиралась. Считала Жанну преемницей своей покойной дочери Марии. И все время рассказывала, как та плохо поступала с мужем и как с ним следовало бы поступать.

— Раз уж сошлась с мужиком — живи, — поучала ее Матрена Архиповна. — Плохой ли, хороший — силой к венцу никто не вел. Потому говорят: семь раз отмерь — один раз отрежь. А Сергей, он не из последних. А Владька-то слова доброго не стоит. Родителей его я хорошо знавала, особливо покойного Арнольда. Тьфу ты, назовут же так пакостно! Варвара Гавриловна, покойница, царствие ей небесное, задним умом была крепка. Как назвала, то и выросло. Одно слово: Арнольд. Кобель усатый. Сколь девок в поселке по нем страдало! При таком муже чего ж ожидать! Пил да бил. А сынок смотрел да учился. Выучился. Нинка-то небось горя с ним хлебает, если еще не бросил. А моя, дура, как убивалась! Как убивалась! За одной партой они сидели. С Нинкой. Трое их из всего поселка в Москву перебралось. В райцентр или в область немало уехало, врать не буду. На селе-то не задерживаются. Но чтоб в Москву! Владька первый уехал, а моя-то дурища за ним. Даром что тот Нинку за собой увез. Как пришел из армии, так оженился, Нинку в охапку и — в Москву. В столицу. На стройку, значит, устроился поначалу. Квартиру-то при той, прежней власти, успел получить. А Мария за ними следом. Упрямая. Я, говорит, своего добьюсь. Добилась…