Ироническая империя: Риск, шанс и догмы Системы РФ - Глеб Павловский

Новый конформизм в этом виде был малоизвестен в советской системе. Он выглядит более спонтанным, чем страх не проголосовать со всеми на партсобрании. На деле же он опаснее обычного конформизма. Ему нельзя застрять в зоне нейтральности, на позиции «просто не делать гадостей». Замешкавшись, он атакует, чтоб «свои» не заметили заминки. В такой ситуации молчуны выглядят как «центристы».

Говорят: когда все кончится, одним станет стыдно, другие перенастроятся на новую жизнь. Более вероятно иное: во всеохватывающем волдыре неопропаганды собралась масса ненависти, которая непременно хлынет наружу. А легальных словоформ для нее, даже столь примитивных, какие были в ходу гласности 1980-х, сегодня не найти. И обида людей, обнаруживших, что те давно лишены лидера, спонтанно кинется к самым вульгарным жанрам новой искренности.

Путин как СМИ в Системе. Его медийное присутствие. Происхождение Валдайского форума

Присутствие медиароли «Путина» в Системе было более важным фактором, чем даже присутствие самого Путина. Специфика российской Системы в том, что она уже двадцать лет представляет «президентский канал вещания в массы». Еще в 2000-х я описывал Путина как главное российское СМИ. Контентом здесь является сериал «укрепления государственной власти».

В начале первого президентства Путина (2000–2002) прошла серия закрытых обсуждений команды о том, что выгоднее – добиваться четкости имиджа или сохранять неясность в вопросе Who is Mr. Putin? Сошлись на предпочтительности второго варианта. Его назвали «Белый дракон в тумане» и под него разрабатывались форматы представления президента миру. Формат Валдайского форума работал на диссонансе личного присутствия самого Путина – при неизвестности будущих его действий. Путин много, охотно и подробно разъяснял сделанное им ранее. Он объяснял прошлые действия, позволяя гостям ошибочно верить, будто у них есть опорные данные для прогнозов его поведения на будущее.

Нарратив Останкино – это маркетинг спроса на бренд «непобедимой силы Путина». Мир глобальных медиа – мир волшебных сказок. Конфликт вбрасывает в информационные каналы адреналин небывалых образов, а глобальная медиамашина укрупняет российские постановки. Статьи о «кремлевском клептократе» на время сменяют образы Бисмарка и Талейрана. Потрясения мировых рынков, скачки нефтяных цен добавляют крепости в коктейль. Центральноафриканский диктатор заинтересованно ждет путинских поваров.

Прямая линия, или Разговор с народом. Возникновение и драматургия сакрализации

Прямая линия была прямым актом харизмы, предъявлением всемогущей власти в ее силе, славе и популярности.

Задуманная как разговор с народом (таким было ее рабочее название поначалу), прямая линия президента жила драматургией ожидания чуда и утоляемого спроса на лидерство. Слушая Путина, группа за группой в стране дожидались прямого обращения к себе. В ожидании этого зритель приникал к экрану, подпитывая энергию Путина. Его бодрил акт успешного лидерства, безопасно вершащего маленькие чудеса на глазах миллионов. Присвоив отнятую публичность, власть в такие моменты выглядела всемогущей, и это вынуждало людей «вертикали» сделать хоть что-то. Спрос на наслаждение путинской харизмой от года к году заставлял продлевать «прямую линию». Интерес зрителя не угасал часами. Эмоциональная волна признания, с начала эфира подымаясь все выше, достигала кульминации… Когда она спáла, осталась лишь чрезмерно затянутая программа. Ее четыре часа надо чем-то заполнять, и в ход идут самые разные вещи.

Причудливость тематики объяснима уходом от наиболее острых тем, по сути, от всех реальных тем российской повестки. В программе 2017 года апогеем выглядела скомканно-невнятная реплика о коррупции, путано зачитанная школьником. Тему назвали так, чтобы обойти ее содержание. Путин смолчал о коррупции своего «ближнего круга» и о феномене Навального.

Коррупция политической речи. Дискоммуницирующая речь Останкино

Сталкиваясь с травмированностью населения понятиями-доминантами вроде слова «реформа» или «демократы», мы отступали, заменяя их другими. Сегодня виднее ранняя коррупция политической речи, не пожелавшей вступать в спор с теми, кто вас ненавидел. Так родилась увертливая, дискоммуницирующая, лукавая речь, негодная для дебатов. Сегодня она в подоплеке дискурса кремлевских телешоу.

СМИ в Системе: сливы, слухи, ретрансляция вместо журналистики

Со времен «управляемой демократии» приемом реагирования на досадные факты было их некомментирование. Этот прием эффективен при редкости неудач. Когда их стало много, молчать приходится чаще. Разговорчивый прежде путинский Кремль погрузился в гробовое молчание по всем важным вопросам, грязно бранясь в ответ на упреки. Власть безмолвствует, кормя прессу с рук «утечками».

Российские СМИ без особых усилий власти (и не в порядке коррупции) неделями держат в топе новостей слухи из администрации президента. АП распространяет эти слухи то прямо, то через придворных экспертов и телеграм-каналы.

Важны два обстоятельства: это никогда не собственная журналистская активность, а лишь пассивная ретрансляция чужих релизов. Второе: администрация президента вынуждена сливать слухи оттого, что ей самой президент почти не сливает действительно важной информации.

В кадровых зигзагах стерлась грань между качественной, либеральной, провластной и бульварной прессой. Они стали форсунками сброса целевой информации от воюющих кланов. Читатель получает известия, которые иногда убедительно имитируют журналистское расследование, – впрочем, это некому проверять.

Дискурс в Системе: стигматизация, формулы языкового исключения, криптосталинизм перестройки

Важную роль в самозащите Системы (и режима Кремля) играет перенасыщенность русского языка болезненно стигматизирующей терминологией. Хорошо видна преемственность от сталинистской судящей лексики до современной политической. Дискурс интеллигенции в перестройку сыграл роль невольного транспорта для сталинских формул языкового исключения. Антисталинизм перестройки практиковал сталинские формы выразительности, с их венцом – безальтернативным дискурсом «иного не дано».

Аксиома для российского оппозиционера – общественное зло производно от зла, лично присущего злому человеку. Зло можно удалить только вместе с ним путем кадровой чистки. Это общая философия для Сталина, Каспарова, Путина и Бастрыкина.

Кейс кризиса вокруг Ассоциации Украина – ЕС

Важным фактором эскалации украинского кризиса 2013–2018 годов была запоздалая реакция Москвы на давно заявленное намерение Киева подписать соглашение по Ассоциации Украина – ЕС. График парафирования был известен с 2012 года, но официальный текст соглашения вывесили на сайте правительства Украины в августе 2013-го. Кремль поступил удивительным образом. Не попытавшись провести полноценный тур переговоров с командой Януковича, он прежде всего выплеснул гнев в телеэфир! Это явно был путинский гнев. В дальнейшем сложится правило, что окружение добавочно усиливает ярость Путина – вместо того чтобы ее смягчить. Мог телеэфир Останкино визуализировать сложный вопрос, полный правовых, финансовых и экономических нюансов? Российский – никак. Не разработав решение проблемы политически, Кремль тем не менее мог адаптировать ее телевизионно. В прошлые времена «управляемой демократии» сделали бы разработку альтернатив для телеэфира. Но в эпоху телеэкстрима, после «закона Димы Яковлева» и Pussy Riot, Останкино взмахнуло дубиной телевизионной войны.