За огненной чертой - Андрей Федорович Юденков

свои права: зазеленели леса, подсохла земля, стали проезжими дороги. Возросла опасность общего наступления оккупантов на партизан.

Нам было ясно: противник не допустит, чтобы рядом с линией фронта простирались такие большие партизанские края, как Дорогобужский и Ельнинский. О перемещении в другой район пока не могло быть и речи. Нас прочно держали на месте два фактора: огромное количество раненых и категорическое требование командования 2-й партизанской дивизии любой ценой отстоять занимаемый район. И мы упорно готовились к боям.

Зимой и весной враг из-за снегов и бездорожья почти не использовал против партизан танки и бронемашины. Почти не применялась против нас и авиация. С наступлением весны дело коренным образом изменилось. Участились налеты вражеской авиации. Почти каждый день в воздухе висела «рама». Фашистские штурмовики чуть ли не беспрерывно налетали на занятые партизанами села. Особенно частым нападениям подвергались наша партизанская столица Болоновец, Мутище, Клин, Старые Луки.

В мае налеты участились. Редко выпадал день, когда авиация противника не бомбила партизанские батальоны. Но, честное слово, лазовцы были даже довольны таким «вниманием» оккупантов. Мы считали, что, отвлекая на себя авиацию противника, существенно помогаем фронту.

В общем, настроение было бодрое. Однажды, после очередного налета вражеской авиации на деревню Болоновец, вражеский самолет на бреющем поливал из пулеметов беззащитные дома местных жителей. Партизаны по собственной инициативе начали обстреливать самолет из всех видов оружия. Самолету вреда не причинили, но и у нас потерь не было. Ранена была только лохматая дворняжка. Какой-то шутник, кажется Костя Яшкин, поймал ее, перевязал, а затем украсил ее грудь добрым десятком немецких орденов. Собачонка бегала по деревне всем на потеху. А Костя балагурил:

— Награждена как пострадавшая, вместо мазилы-летчика, который расстрелял все патроны, а попал только в собачку...

Где-то в Екимовичском районе партизаны обнаружили крупнокалиберное зенитное орудие без прицела, притащили его на тракторе в лес, что около Болоновца, подвезли туда снарядов и приготовились встретить непрошеного гостя. Нашлись у нас и зенитчики. И вот, как всегда, спозаранку, появился фашистский самолет. Шел очень низко. И вдруг около него один за другим стали рваться зенитные снаряды. Немецкий летчик взмыл в поднебесье. С тех пор ни один самолет не появлялся над Болоновцом на бреющем полете.

В другой раз партизаны из батальона Николая Грачева сбили из пулеметов и винтовок немецкий штурмовик. Это тоже послужило хорошим уроком врагу.

Однако обстановка все накалялась. Вокруг нас образовалось плотное кольцо вражеских гарнизонов. Противник все чаще нападал на полк, и притом солидными силами. 20 апреля П. А. Белов сообщал Г. К. Жукову, что в районе Ельни сосредоточено до полка вражеской пехоты, 500 кавалеристов с танками и артиллерией. В районе Балтутино также находилось до полка пехотинцев гитлеровцев. Начиная с апреля народные мстители почти ежедневно вели бои с фашистами. Некоторые наши внутренние дороги стали опасными для проезда днем. К этому времени мы восстановили несколько автомашин, и в том числе «эмку», у которой вместо металлического капота была натянута плащ-палатка. Когда «эмка» двигалась, концы плащ-палатки трепетали по ветру, как крылья сказочной птицы. И если только она или какая-либо другая машина появлялась на пути из Мутища в Зуи или Клин, то немедленно начинался артиллерийский и минометный огонь. Гитлеровцы не только хорошо пристрелялись к дороге, но имели наблюдательный пункт на колокольне где-то в ближайшей деревне.

Однако наш шофер Закир был виртуозом своего дела. Он то стремительно бросал машину вперед и несся на бешеной скорости, то неожиданно останавливал ее. В результате немцам ни разу не удалось подстрелить нас даже днем. Но ездить днем по опасным дорогам мы все же запрещали, чтобы не рисковать без нужды человеческими жизнями.

Наш полк продолжал наносить удары по врагу. 29 апреля Совинформбюро сообщило:

«Партизанский отряд «Лазо» атаковал и разгромил колонну немецкой пехоты, двигавшуюся по большаку между двумя населенными пунктами Смоленской области. Немцы потеряли убитыми свыше 170 солдат и офицеров. Партизаны захватили 4 станковых и 3 ручных пулемета».

Через четыре-пять дней в газетах появилось новое сообщение Совинформбюро:

«Партизанский отряд «Лазо», действующий в одном из районов Смоленской области, за последние три недели боев нанес серьезный урон немецко-фашистским оккупантам. Партизаны совершили несколько налетов на подразделения немецких войск и истребили свыше 600 гитлеровцев, 89 немецких солдат взяты в плен. Отважные советские патриоты уничтожили 15 автомашин с пехотой и военными грузами, взорвали 2 моста, вещевой склад и склад с боеприпасами. Разгромив охрану немецкого обоза, партизаны захватили 60 подвод, груженных пулеметами, винтовками, пистолетами и патронами, и 300 комплектов обмундирования».

За скупыми словами сводок Совинформбюро скрывались ожесточенные бои, жертвы, героизм партизан. В прошлое ушла былая робость перед врагом, жизнь настойчиво разбивала миф о его непобедимости. Партизаны чувствовали себя настоящими хозяевами в тылу оккупантов и держали их в постоянном страхе. Враги узнали, что партизаны могут не только хорошо обороняться, но и неожиданно, смело нападать.

Однако не обошлось и без осложнений. Наличие у противника танков, авиации, артиллерии, его непрерывные удары по партизанскому краю, угроза решительного наступления крупных сил гитлеровцев — все это создавало у некоторых партизан гнетущее чувство неуверенности. Пришлось провести серьезную разъяснительную работу, подготовить и разослать в подразделения специальную инструкцию о том, как бороться с танками и привести в боевую готовность собственные танки. Все это дало положительные результаты. Партизаны били фашистов, наступавших при поддержке танков и авиации, так же успешно, как раньше.

Однако в семье не без урода. Нашлись и у нас слабовольные, трусливые люди, а трусость — родная сестра предательства. Особую тревогу и возмущение вызвал у нас случай дезертирства командира взвода Епифанова, по кличке Борода. О приеме его в отряд я рассказывал выше. Епифанов понимал, что предстоят тяжелые бои, и дрожал за свою шкуру. Как-то майским вечером он вместе со взводом покинул занимаемые позиции. Чтобы партизаны не уличили его, предатель сказал бойцам:

— Батя поручил нам незаметно уйти в Брянские леса, провести разведку и выяснить возможность перебазирования в те края всего полка, если немцы предпримут массированный удар. После разведки вернемся назад. Только уйти надо незаметно, чтобы не вызывать паники у остальных партизан. Таков приказ командира полка.

Партизаны поверили Бороде.

Об исчезновении целого взвода мы узнали несколько часов спустя, на рассвете. Срочно приняли меры, чтобы разыскать беглецов.

Во все концы поскакали разведчики, связные, все подразделения были извещены о случившемся по телефону. Мы опасались, что Епифанов попадет в руки врага и раскроет наши тайны.

Очень сильно