Главный бой - Юрий Никитин

Племянник все еще держал коня рядом с конем воеводы. Пугливоогляделся по сторонам:

— А шлемы почто стащили? Вот Бронько уже и колонтарьстащил!.. А если нападут, надеть не успеет!

Калаш сказал с раздражением:

— Бронько и без колонтаря страшнее, чем ты в полнойброне. А до встречи с печенегами еще сто раз успеет надеть и снова снять. А вонты сейчас тащишь на себе это железо, а когда дойдет дело до боя, уже и соломинуне поднимешь, а не токмо меч. Это тоже умение: накопить, а не растерять силыперед битвой!

Пристыженный Рудик отстал. Дорога вдоль леса тянуласьпротоптанная, с одной стороны высится прохладная стена, из глубины леса тянетсвежестью, а с другой — простерлось ровное поле, красное от маков. Воздухдрожал от гула множества пчел и шмелей. Видно было, как раскачиваются красныеголовки цветов, а толстые шмели, распихивая пчел, втискивались в чашечкицветов, мохнатые и желтые от прилипшей на лапки и спины пыльцы.

Наконец лес остался позади, дорога пошла по ровному полю.Легкий ветерок колыхал ковыль, солнце сожгло сочные травы и кустарники, сейчасдружина двигалась по сухой, сожженной степи. Уже за передними всадникамиподнималось облако пыли, и дружина растянулась, чтобы пыль хоть малостьуспевала осесть. Рудик снова начал поскуливать, тревожно оглядываться, а Калашстиснул зубы и угрюмо помалкивал.

Трижды пришлось пересечь каменистые русла мелких речушек.Одна пересохла начисто, через две переправились, не слезая с седел. Вдоль рекпопадались крохотные веси, Калаш дивился богатым стадам, а когда дорогуперегородило огромное стадо гогочущих гусей, что и не подумали уступать дорогувоеводской дружине, невольно покрутил головой: могучие удары нанес недругамСвятослав Неистовый. А его сын, нынешний князь, настолько укрепил Русь, вынесядалеко на кордоны заставы богатырские, что уже давно никакой враг не рискуетподступить к стенам Киева. Ширится Русь, ширится! И люди все дальше от надежныхгородских стен чувствуют себя в безопасности.

В одной веси Калаша узнали, прокричали хвалу. А молодыедевушки бросили ему вослед горсти отборной пшеницы, дабы боги были с ними впути. Расчувствовавшись, Калаш бросил им серебряную монету. За спиной слышалвеселый визг и возню, но воевода уже не оглядывался.

Солнце клонилось к закату, когда далеко впереди на багровомнебе среди ровной степи начал вырастать курган. Усталые кони шли медленно,курган приближался по-царски неспешно. Калаш покосился на Рудика: если ончувствует, как по телу проходит легкая дрожь, то что чует этот парнишка,пригодный больше для песен, чем для рати?

Рудик ехал с широко распахнутыми глазами, даже рот открыл.Древний курган — наполовину размытый ливнями, талыми водами, изъеденныйветрами — все же громаден настолько, что волосы шевелятся на загривке:разве не велеты насыпали? Что за народы здесь жили?

Калаш кивнул:

— Говорят, здесь могила великого Скифа, который изаселил всю Гиперборею. Для кургана Славена, от которого наши племена, онстароват…

— А я слышал, — прошептал Рудикблагоговейно, — что в этих местах знаменитая Сивур-могила…

Калаш отмахнулся:

— Ты бы хоть раз на солнце глянул! Мы ж в другуюсторону едем. Сивур-могила, как и Черкень-курган, по ту сторону Днепра. Асавуры, или савиры, на эту сторону никогда и не перебирались… Отсюда и досамого моря властвовал неведомый народ скифов. Говорят, лютый народ, навродезверей… Мясо сырое ели, кровь пили, отчего силы были непомерной. Но боги ихпокарали за то, что они, победив всех врагов, решили с ними самими биться. Дажепритолоку в домах сделали повыше, чтобы боги не подумали, что скифы имкланяются! Ну, боги осерчали настолько, что вообще запретили пшенице созревать,скоту плодиться… Правда, скифы и тут не погибли: зерно и скот брали упобежденных, но потом решили, что если не могут побить богов, то бесчестье житьвот так…

— И что же? — спросил Рудик, едва дыша.

— А взяли и померли, — буркнул Калаш. —Отря-а-а-ад… стой! Здесь остановимся на ночь. Бронько, и ты, Ястреб, на вершинукургана! Чтоб муха не пролетела незамеченной.

Дружинники с облегчением спешивались, расседлывали коней.Несколько человек сразу же ушли вперед и в стороны. Калаш всегда ревнивоследил, чтобы ночной дозор бдел неусыпно, даже если бы стан пришлось разбитьпосреди Киева.

Вспыхнул первый костер. Рудик пугливо посматривал натемнеющее небо. Когда высыпали звезды, пламя костров стало ослепляюще ярким, атьма настолько черной, страшной, что он сразу увидел там подползающих степняковс ножами в зубах, вурдалаков, ночных упырей.

Воины расположились по семь человек вокруг каждого костра.Коней стреножили и пустили в сочную траву. Рудик робко подошел к грозномуродственнику:

— А кони-то без охраны…

— Ну и что? — изумился воевода.

— Как бы того…

— Да что?

— Мало ли чего… Волки аль печенеги. Останемся безконей, каково будет?

Воевода оглядел его с головы до ног. Рудик топтался передним как железная статуя, даже шлем не снял, так и ходит в двойном панцире,замученный и испуганный первой ночевкой вне стен родного дома.

— Эх, Рудик, — ответил он со вздохом. — Нучто ты за трус? Почему не веришь в мощь нашего русского оружия? В нашу русскуюдоблесть и нашу русскую отвагу?

— Дядя, — проблеял он жалко, — я, конечно же,верю…

— Не веришь, — отрубил воевода жестко. —Иначе как подлый трус не ходил бы по стану в полном вооружении! Вокруг тебя что,печенеги? Мы их зачуем за десяток верст!.. Да и не парочка нас путников,которых всяк норовит ограбить. Две сотни воинов!.. Да не простых воинов, непростых…

Пристыженный, Рудик повесил голову. Дабы не встречатьукоряющий взгляд дяди, так и стушевался в сторонку, посидел у костра, но тьмаслишком близко за спиной, пересел к другому, там круг света побольше, однакохворост постепенно прогорает, пугающая темнота подбирается ближе и ближе…

Начал подбрасывать хворост, но прикрикнули: вокруг костраразвешаны портянки, сохнут, а от большого жара загорятся. Несчастный, оннаблюдал, как беспечные богатыри засыпают один за другим, разделись доисподнего, звездное небо смотрит на голые груди и животы, скользитмертвенно-бледным светом луны по спокойным лицам с закрытыми глазами… А говорятже всякие страсти, что луна — солнце упырей и покойников, что под еесветом встают вурдалаки.

Короткая летняя ночь начала слегка светлеть, когда онощутил, что наступает утро, звезды блекнут, ничего страшного не случилось… Усталоетело наконец охватила слабость, теплота пошла изнутри наверх, руки и ногизащипало от прилива крови. Веки сразу потяжелели, звезды начали расплываться,багровые угли костра стали крупнее, над ними мелькнула темная тень, послышалсялегкий хрип, все еще похожий на храп, но все же не такой, еще одна тень,блеснуло словно лезвие ножа…