Островитяне - Кристофер Прист

Мне следовало сообразить, что эта женщина делала в доме моего брата, но я не сообразил и поэтому промолчал.

Честер ушел, и после этого разговора я беспокоился о нем сильнее, чем когда-либо.

Последующие годы, в общем, стали для нас всех периодом стабильности. Честер страдал по утраченной любви и в конце концов, наверное, с этим справился. Хисар говорила, что поток женщин-фанаток его творчества не ослабевал, так что, полагаю, он смог утолить свои печали. Этого я не знаю и не хочу знать.

Честер продолжал писать, его книги продолжали выходить. Наши дети постепенно взрослели, и вместе с ними мы переживали различные кризисы и наслаждались триумфами растущей семьи. Несколько раз мы с Хисар уезжали с острова в отпуск. Я работал. Казалось, все шло хорошо.

Я решил, что пришло время наконец ознакомиться с романами Честера, и все прочитал, медленно и внимательно, в том порядке, в котором он их написал.

Обычно я предпочитаю литературу другого рода – сильный сюжет, разнообразных, интересных и успешных персонажей, яркое, интересное место действия. Мне нравятся приключения, интриги, подвиги. Романы Честера, с моей точки зрения, были о неудачниках и неудачах: персонажи его книг ничего не могли добиться, постоянно в чем-то сомневались, язык был полон недоговорок и иронии, герои совершали какие-то непонятные действия, которые ни к чему не вели. Что же касается места действия, то сюжет всех книг разворачивался на Пикае, и притом в городе, в котором я жил, однако мне было сложно увидеть в описаниях знакомые места. В одной книге даже описывалась улица, на которой стоял мой собственный дом, но почти все подробности были перевраны.

Один из романов ненадолго заинтересовал меня: в нем описывалась насильственная смерть, которая произошла в театре. Я насторожился, однако вскоре стало ясно, что эта книга практически такая же, как и остальные. Если в ней и содержались какие-то намеки на события из жизни Честера, то все они прошли мимо меня.

Я был рад, что прочел его книги. Угрызения совести теперь меня не мучили.

Я почти забыл про Корер и тот разрушительный эффект, который она произвела на брата, когда она внезапно вновь ворвалась в его жизнь.

Фоном для этого события послужила казнь умственно отсталого юноши за убийство, которое он якобы совершил. Я не интересовался этим делом специально, однако помнил, какой скандал вызвала его казнь. Смертная казнь не очень распространена в Архипелаге, однако на нескольких островах применяется до сих пор и постоянно вызывает жаркие споры. Лично я против узаконенной формы убийства, и поэтому, когда я слышу о том, как еще одного человека повесили или казнили на гильотине, меня буквально выворачивает наизнанку. Приходится утешать себя мыслью, что все правовые процедуры были соблюдены, а апелляции тщательно рассмотрены.

В этом отношении смерть Сингтона на гильотине мало чем отличалась от других. Новостные программы сообщали, что улики были против него, что он во всем признался, но не проявил раскаяния.

Корер, известный либеральный реформатор и писатель-пропагандист, по какой-то причине решила сама расследовать это дело и выяснить, не стал ли Сингтон жертвой судебной ошибки. Похоже, она пришла к выводу о том, что именно это и произошло.

Я видел обсуждение ее книги в прессе; она заинтересовала меня, и я был рад: такие публикации отвращают людей от смертной казни. Однако после короткого, но разрушительного вмешательства Корер в жизнь моего брата я уже не мог относиться нейтрально к тому, что с ней связано.

Вскоре после выхода ее книги Честер пришел ко мне домой.

Мы не виделись больше года; впрочем, к тому времени перерывы в общении по нескольку месяцев уже не являлись для нас чем-то необычным.

– Видел? – громко спросил брат, потрясая книгой в светлом твердом переплете. – Зачем она со мной так?

Честер бросил книгу в мою сторону и, пока я безуспешно пытался ее поймать, сразу направился к выходу.

Я поднял книгу с пола и увидел, что это.

– Не понимаю…

– Прочти, тогда поймешь. Даже не верится, что я влюбился в эту женщину. Нужно было сообразить, зачем она тогда ко мне приезжала, зачем расспрашивала меня про работу в театре. Видел ли я, что произошло? Знал ли я что-нибудь? Мне казалось, что она не похожа на остальных… Идиот, потерявший голову от любви! Она меня одурачила.

– Обязательно прочитаю, – сказал я, уже чувствуя, что в книге есть какие-то сведения о моем брате. – Она тебе как-нибудь повредила?

– Когда прочтешь, просто выкинь ее.

Как только он в гневе выбежал из дома, я тут же сел и прочел книгу от корки до корки. Не очень большая, она была написана лаконично и увлекательно.

Корер рассказывала об убийстве, которое в конечном счете привело к казни Керита Сингтона, сообщала множество подробностей о жертве – театральном исполнителе по имени Коммис, а также о театре, в котором он погиб.

Тщательно изучив материалы следствия, Корер с удивительным мастерством воссоздавала картину событий, уместно цитировала оригиналы заявлений и протоколы допросов. Затем она переходила к истории Керита Сингтона и объясняла, как он оказался замешан в этом деле и как на него бросили тень определенные косвенные улики.

Самую длинную главу Корер посвятила детству и психологическому состоянию Сингтона, а также обездоленности и хаосу, царившим в его мире. Она приводила примеры других, менее серьезных правонарушений, которые Сингтон поначалу скрывал и которыми впоследствии похвалялся перед друзьями.

После подробного анализа текста, который якобы являлся его признанием, читателю становилось очевидно, что Сингтона обвинили необоснованно. Корер считала, что казнили невинного человека, не имевшего отношения к убийству.

Все это не имело никакого отношения к моему брату – по крайней мере, так мне казалось. Однако в последней главе книги Корер попыталась ответить на вопрос: если Сингтон не убивал Коммиса, то кто это сделал?

Она изучила жизнь других людей, которые в то время находились рядом с местом преступления. Там были театральный администратор, директор компании, которой принадлежал театр, несколько артистов, техники и рабочие сцены, сезонные рабочие, жители города, туристы, зрители, собравшиеся на представление.

И… «некий молодой человек, временно работавший ассистентом администратора».

Имя его не называлось. Позднее этот юноша снова попал в число действующих лиц: незадолго до того самого происшествия он подрался на улице с убитым – но, по словам свидетелей, стычка произошла в результате какого-то недоразумения, и поэтому они расстались по-дружески. И снова: «молодой человек устроился на работу под вымышленным именем, и данный факт весьма заинтересовал следователей. Более того, он покинул остров при загадочных обстоятельствах, и никто не знает, когда именно это произошло. Два эти факта сделали его основным подозреваемым – по крайней мере, на время».

И затем целый абзац: «Позднее молодой человек стал знаменитым на весь мир автором-романистом, моральные качества и честность которого не подвергаются сомнению. Он заслужил право на то, чтобы его имя осталось неназванным. Более того, когда полисия установила личность молодого человека, следователи побывали на его родном острове, где смогли окончательно убедиться в его алиби».