Школа обмана - Борис Пугачев

— Ты с Борей это обсудил?

— Не успел. Сейчас позвоним. Он должен быть уже в штабной комнате в гостинице. Однако давай повременим посвящать его в происходящее… И акт или заключение это не стоит запрашивать. Как полагаешь?

— Что ж, резонно. Давайте подождем. Он там один, может запаниковать. Пока это только твое предположение. Пороть панику рано. Согласен, что надо разобраться, но лучше делать это втроем. Не забывайте — у нас зарубежные партнеры. Мы имеем перед ними соответствующие обязательства… Не буду дальше развивать свою мысль. Мне трудно представить, что произойдет, если ты прав. Вложено с каждой из сторон много денег и сил. Деньги — еще ладно… У нас совместное предприятие, могут последовать оргвыводы. Они повредят всему нашему бизнесу.

— Это другой аспект, но частично я с тобой согласен. Однако не надо забывать, что образец грин кардамона предоставила танзанийская сторона. Мы же только разработали технологию получения аналога. Мы перед танзанийцами чисты. Как говорится, что посеешь, то и пожнешь. Все последствия на их совести…

— Родик, давай не философствовать. Всегда есть две правды. Они будут доказывать свое, мы — свое. В лучшем случае разойдемся без взаимных претензий, но бизнес кончится. Деньги потеряем, партнеров потеряем…

— Вероятно… Хорошо, несмотря на разные побудительные причины пришли, как выражается вождь, к единому консенсусу — повременим будоражить Борю. Должен заметить, что твои, Гриша, опасения, мягко говоря, странные. Что-то ты вдруг стал уж слишком оберегать Борю. Горьким лечат, а сладким калечат. Боря — взрослый человек и обязан воспринимать обстоятельства адекватно. Мы же тут не бьемся в истерике, хотя я лично очень волнуюсь. Может, я чего не знаю?

— Не спорьте. Я тоже считаю, что надо ограничить информацию нашим кругом, — вмешался до этого молчавший Михаил Абрамович. — За несколько дней ничего в Танзании не случится. Я продолжаю считать, что ты, Родик, все надумал. Хотя кое-какая логика в твоих предположениях имеется. Я просто пошлю Боре бумагу, которую принесла Лена. Хуже не будет. А Гриша в Лондоне разберется. Не будем торопиться.

— Ладно. Действуй. Давайте отвлечемся от грустного. Я расскажу о переговорах с Ключевским, — предложил Родик.

— Интересно, — согласился Григорий Михайлович, закуривая новую сигариллу, — но прежде сообщи, как обстоит дело с гарантийным письмом?

— Пока никакой конкретики. В Таджикистане так быстро ничего не происходит. Восток суеты не любит. Подожди немного.

Необходимое условие для возникновения иллюзии: ее жертва должна принимать иллюзию за реальность.

Б. Шоу

Поездки по железной дороге Родику нравились. Он, в отличие от многих почитателей самолетов, не считал это потерей времени. В поезде Родик умел спокойно поесть, выпить, пообщаться с людьми и выспаться. Кроме того, он был уверен, что в поезде человек находится в некотором среднем между работой и отдыхом состоянии, а это чрезвычайно полезно во всех случаях, поскольку позволяет оптимально адаптировать нервную систему к изменению условий обитания.

Раньше он даже в Свердловск ездил на поезде, но в последние годы такую роскошь позволить себе не мог и преимущество отдавал самолету, каждый раз жалея об этом. Исключение составляли лишь поездки на короткие расстояния, когда поезд отправлялся почти ночью, а прибывал рано утром. Родик старался использовать такую возможность по максимуму, брал билеты только в вагоны «СВ», запасался пищей и выпивкой, которыми щедро угощал случайного попутчика.

В этот раз поезд не оправдал его ожиданий, и Родик пожалел, что пренебрег услугами «Аэрофлота».

Двухместное купе вагона «СВ» трясло так, как будто поезд двигался по избитой проселочной дороге. Кроме того, постоянно что-то стучало, визжало и издавало другие неприятные звуки. К тому же было душно и жарко, а держать дверь купе все время открытой не хотелось — Родик взял с собой довольно много денег. Вначале это не очень волновало его. Ужин, бутылка водки, сносный собеседник в лице поддакивающего Михаила Абрамовича… Так прошло часов пять пути. Обсудили все: от неурядиц с грин кардамоном до проблем страны, разваливающейся, как этот поезд. Настало время ложиться спать. И тут все неудобства проявились с новой силой. В горизонтальном положении стали невыносимыми забытые за беседой толчки и вибрации, а какофония звуков в ночной тишине не давала заснуть. Повертевшись, Родик включил ночное освещение и попытался читать, но и это получалось с трудом — строчки прыгали, сосредоточиться не удавалось. Выключив свет, он занялся аутотренингом, представив себя космическим красным карликом, летящим к солнцу и растворяющимся в нем. Такой тренинг часто помогал ему от бессонницы. В этот раз метод тоже сработал, но Родик погрузился в какое-то ранее неизвестное ему состояние. Он одновременно спал и не спал, паря в невесомости, подобно альтисту Данилову из популярного несколько лет назад романа, и удивляясь тому, что спит, но слышит и ощущает все внешние факторы, находясь при этом где-то очень далеко от Земли.

Родик очнулся от вторгшегося в его сознание нового, очень сильного звука, нарушившего хрупкое равновесие двух субстанций — сна и яви. Родик прислушался и понял, что это храп. Храпел Михаил Абрамович — с присвистом и каким-то нутряным придыханием. Родик ударил ногой по дивану, на котором тот спал. Храп прекратился, но через несколько минут возобновился с новой силой. Родик несколько раз повторил свой тренинг, стараясь не слышать храпа и надеясь впасть в прежнее состояние, но в результате проснулся окончательно.

Он лежал с открытыми глазами, наблюдая, как купе то погружается в кромешную темноту, то освещается огнями встречных поездов и полустанков. Спать не хотелось.

Родик попытался занять себя размышлениями, но храп мешал. Судя по часам, наступало утро. Он тихо встал, открыл дверь и вышел из купе. Коридор, освещенный дежурным светом, обдал Родика приятной прохладой. За окном пробегали высвеченные придорожными фонарями ночные картинки, бездумное созерцание которых на время заворожило Родика. Вскоре чернота ночи начала разбавляться рассветом, рисующим черно-белые пейзажи уходящей зимы. Родик вернулся в купе. Михаил Абрамович, лежа на спине, продолжал храпеть. Его бледное лицо с полуоткрытым ртом и мясистым носом вызвало у Родика раздражение. Чтобы не дать развиться этому чувству, Родик взял полотенце, несессер и пошел умываться.

Вагонный туалет оказался грязным, с мокрым полом и конденсатом на стенах. Горячей воды не было. Родик неодобрительно посмотрел на себя в мутное и чем-то забрызганное зеркало. Отражение ему не понравилось. Попробовал причесать волосы, но скоро понял, что затея бесполезная жара и духота сделали свое дело. Поколебавшись, он засунул голову между краном и раковиной. На ощупь, давя левой рукой на кнопку крана, правой в холодной воде вымыл голову, потом почистил зубы, побрился, вылил на себя почти весь запас одеколона и только после этого ощутил уверенность в себе.