Люди крыш. Пройти по краю - Любовь Романова

— Эй, вы идете? — Услышала Женя голос Ани. Она шагнула в желтый квадрат света, падавшего из окна, и бабочки на ее голове вспыхнули розовой короной.

— Мы уже тут, — ответил Федор. Через пять минут вся процессия, включая Гришу, Тима и Графиню, двинулась к морю.

Утес Света появился ниоткуда. Внезапно Женя поняла, что часть темно-синего неба — это каменная стена, которая медленно надвигается на их крошечную лодочку. Тихие волны покорно лизали бока гиганта, рассыпаясь барашками пены — ярко-белой на фоне черной воды.

— Бери левее, — скомандовал Гриша Тимофею, сидевшему на веслах. А сам подхватил веревку и приготовился прыгнуть на небольшую каменную площадку у подножия скалы.

Женя неожиданно подумала, что заветные желания имеют привычку сбываться самым странным образом. Вот мечтала она о солнечном море — пожалуйста, море. Только мрачное, тревожное, с темными скалами. Хотела принца на яхте — получай. Правда, вместо яхты рыбачья лодочка, а принц — Женя смерила взглядом плечистую фигуру Гриши — конечно, ничего, да не ее. И где справедливость?

— Корина Семеновна, давайте руку!

Чужой принц помог Графине сойти на берег. Следом на камни прыгнула Аня, Женя и Тим. Федор с Боровом остались в лодке.

За крупным валуном начиналась узкая извилистая лестница, выпиленная в каменном теле Утеса. Женя уже собралась, было, подойти к ней, как Кора поймала ее за руку.

— Подожди, маленькая кошка. Туда пока нельзя.

Женщина вышла вперед, повернулась лицом к скале и неожиданно начала танцевать. Точнее, Жене так показалось. Графиня вскидывала руки, водила ими перед собой, словно разгоняя облако невидимого дыма, потом сгибалась пополам и кружилась на месте.

— Распутывает паутину, — шепотом объяснила Аня. — После каждого посвящения вход на лестницу стягивается тысячью фибр. Они не дают подняться наверх. Тот, кто рискнет, попадет в ловушку и будет болтаться в воздухе над лестницей, как муха в киселе. Убрать фибры может только очень опытный человек. Мастер.

— Прикольно. Вот почему с Утеса нельзя спуститься. Сами же крыланы и не пускают.

— Да нет же! — встрял Гриша. — Это чтобы туристы не лазили. Знаешь, сколько тут любителей романтики? Каждую неделю кого-нибудь вытаскиваем. Представляешь, они в воздухе висят, руками машут, глаза таращат, а распутаешь их — начинают материться. Но лучше так, чем находить потом трупы наверху. Ведь если обычный человек, не крылан, пройдет дальше, то дороги назад нет. Утес Света — одно из немногих мест на земле, где все линии движения направлены в одну сторону — наверх. Вниз тебя воздух не пустит, ноги не понесут. Короче, сама сейчас все почувствуешь.

— Если почувствуешь, что не можешь взлететь — сиди наверху. — Аня крепко сжала Женину руку. — Мы попросим кого-нибудь из Совета, и они прилетят за тобой. Оттуда вполне можно уйти через Радужное лассо. Просто мы с Гришкой пока им не владеем.

Графиня вскоре закончила свою пантомиму и протянула сухую длинную руку, приглашая Женю наверх.

— Иди.

Женя побрела к лестнице, приложив все силы, чтобы не оглядываться. Если посмотрит назад — ни за что не уйдет. Вернется в лодку и потребует везти себя в замок. В холодную воду нужно нырять, не задумываясь, не оставляя шанса пойти на попятную.

— У тебя будет несколько минут, чтобы взлететь, — услышала она за спиной голос Графини. — Когда край солнца покажется над водой — прыгай. Мы ждем тебя на берегу.

Женя побежала наверх, стараясь не смотреть по сторонам. Ступеньки были высокими, каждая почти по колено. Они вились спиралью по утесу, делая два полных оборота. Чем выше поднималась Женя, тем сильнее дул ветер. Незадолго до конца пути она начала по-настоящему жалеть, что не переоделась в униформу людей крыш. В эластичном костюме ей было бы куда теплее.

Но вот и вершина. Площадка в форме подошвы утюга. Метров пять в длину. Ее ограничивал невысокий бортик, сложенный из серых булыжников. В самом узком месте он расступался, оставляя узкий проход. Как раз для одного человека.

Будь внизу вода, Женя бы ничего не боялась. Но под скалой иссиня-черными иглами торчали сфотографированные Тимом острые камни. Точно спина гигантского дикобраза. Наверное, он умер здесь миллион лет назад и постепенно окаменел.

До восхода было далеко. Женя медленно пошла вдоль каменной ограды, обходя место своего заключения. Под ногой что-то хрустнуло, и она наклонилась посмотреть. Это была косточка фаланги пальца. Человеческого. Рядом валялись еще несколько. И кусочек челюсти с парой желтых зубов.

Очень хотелось завизжать. Но визжать имеет смысл, когда кто-то слышит. А здесь единственными зрителями были толстые чайки, парящие над Утесом. Поэтому Женя проглотила крик и убралась подальше от человеческих останков.

Интересно, кому они принадлежали? Любопытному туристу, сумевшему обойти ловушку людей крыш? Или бесталанному крылану, который так и не смог взлететь?

Для порядка Женя попыталась спуститься по лестнице, но, как и предсказывал Гриша, ничего не вышло. На третьей ступеньке силы внезапно покинули ее, воздух стал густым, точно переваренный клейстер, и Жене стоило больших усилий вернуться на площадку. Тогда она забилась в самый дальний от человеческих костей угол и начала ждать рассвет.

Рассвет не спешил. Небо оставалось темным, и все отгоняемые последние пару часов страхи набросились на нее с утроенной силой. Она не видит фибр. В воздухе не плавает даже намека на разноцветные нити. У нее нет ни одного шанса взлететь.

Или есть?

К утру, когда губы посинели от холода, а руки и ноги превратились в замороженные сосиски, Женя приняла решение. Горизонт постепенно окрасился в персиковые тона, и она подошла к краю площадки. Сейчас, с минуты на минуту, появится солнце. Есть только один способ вернуть себе способности крыланов — прыгнуть вниз. Организм почувствует опасность и мобилизуется.

А если нет?

Лучше не думать.

Время шло — солнца все не было. Ожидание стало таким невыносимым, что Женька набрала в легкие воздуха и закричала, что есть мочи: «Люди! Я тут!»

Стало чуть-чуть легче. Она подумала немного и снова заорала:

— Я же не целовалась ни разу! Жалко помирать!

Солнце продолжало дразнить ее, откладывая свой выход.

Тогда она запела. Песню Ларса. Конечно, у него получалось гораздо лучше, но сейчас Женьке было на это плевать.

Казалось, она была выше недель и дней,

Гуляла по крышам и видела, что над ней,