Чёрные крылья зиккурата - Морвейн Ветер

— Зачем? — перебила его валькирия. — Всё то же любопытство, что заставило тебя торговаться за меня?

Они смотрели друг на друга ещё пару минут. Потом Маркус отделился от стены и пошёл к выходу.

— Маркус… — услышал он из-за спины и очень тихо: — Прости…

Но патриций не обернулся.

Благодаря конюшням Маркуса у отряда были хорошие лошади, и вся дорога к храму заняла почти неделю. Пять дней из шести патриций и валькирия не разговаривали. Клемента пристально следила за мрачными выражениями их лиц. Сант, казалось, не был озабочен происходящим вообще — его куда больше волновали сокровища, ожидавшие путников впереди. Вайне если и думала о чём-то, то ничего не говорила. Уже на второй день Маркус смирился с её присутствием в отряде, потому что выяснилось, что кто-то должен собирать хворост, разводить костёр и готовить еду. Если с костром Риана справиться ещё могла, то едой заниматься не хотел никто. Кроме того обнаружилось немало других утомительных обязанностей наподобие чистки плащей и сапог — Сант категорически не мог переносить присутствие грязных пятен на себе. Вайне, похоже, тоже не имела опыта в такой работе, но спрашивать её никто не стал. Даже Риана приняла такое распределение обязанностей как должное. Когда же впервые за время путешествия Маркус заговорил с ней и заметил, что удивлён, та лишь ответила:

— Каждый должен приносить пользу.

Разговор угас так же, как и начался. Маркус ушёл на свой конец лагеря, а Риана долго смотрела на него, но так и не подошла.

Последний привал было решено устроить, когда храм, венчавший скалистые пики гор, уже виднелся вдалеке. Утёс, на котором он стоял, обрывался в море, свинцово серые волны пенились, разбиваясь о него, а небо над каменными стенами было чёрным как ночь.

С каждым днём путешествия становилось всё холодней. Непривычные к такому климату даэвы только и делали, что кутали руки в плащи и тёрли друг о друга. Маркус впервые радовался тому, что камзол сшит из такой плотной ткани, однако муки холода не минули и его.

Все трое сидели у костра, каждый со своей стороны, и никто не горел желанием говорить. Риана в отдалении учила Вайне свежевать подстреленную птицу, но та схватывала с трудом. Наконец, урок худо-бедно подошёл к концу, и Риана на какое-то время замерла, глядя на Маркуса. Тот отвёл взгляд, поднялся и пошёл в темноту.

Валькирия нагнала его в двух десятках шагов — там, откуда остальные путники уже казались лишь смутными тенями в ночи. На минуту остановилась, вглядываясь в чёрный силуэт. Маркус стоял, ссутулившись, и потирал озябшие ладони.

Риана зажмурилась на мгновение, а затем решительно шагнула вперёд и поймала его кисти в свои руки. Старательно не поднимая глаз на даэва, принялась согревать их.

— Тебе нужно было взять перчатки, — сказала она. Маркус не отвечал. Молчание стало настолько нестерпимым, что Риане пришлось поднять глаза — и тут же она встретилась с пристальным взглядом зелёных глаз. Этот взгляд прожигал насквозь, он был усталым и больным, как будто Маркуса не первый день терзала лихорадка. Риана молчала, чувствуя, что имеет отношение к тому, почему стали такими эти глаза, и не в силах подобрать слов.

— Впрочем, теперь этого уже не поменять, — сказала она. Отпустила руки Маркуса, развернулась и быстрым шагом направилась обратно к костру.

Несмотря на холод спали все тоже достаточно далеко друг от друга, чтобы даже случайно не соприкоснуться рукой. Клемента не привыкла к дальним дорогам и засыпала быстро, едва опустив голову на свёрнутый валиком плащ. Сант мог подолгу смотреть на звёзды, но о чём он думал — не знал никто.

Маркус же спал так же плохо, как и в городе. Ворочался с боку на бок и время от времени вставал, чтобы вглядеться в горизонт и рассчитать дальнейший путь.

Той ночью рассчитывать было уже нечего — оставалось подняться по спиральной дороге, ползущей по склону горы. Но Маркус всё равно не спал. Слова Рианы и её ненависть не давали ему покоя все прошедшие дни. Однако он не мог заставить себя отказаться от навязчивой идеи, копошившейся в груди. От желания касаться валькирии, смотреть ей в глаза и прижимать к себе.

Поднявшись на локте, патриций замер, глядя на то, как она спит. То был редкий случай, когда Маркус получил возможность наблюдать за её сном, потому что в большинстве случаев Риана охраняла его. Сейчас же по негласному согласию все решили, что важнее отдохнуть, чем тратить силы на подозрения и осторожность.

Риана лежала на боку. В тусклом свете гаснущего костра Маркус видел, как мечется жилка на её шее.

Патриций придвинулся чуть ближе, заглядывая в её лицо. Невольно надеясь, что то расслабится и станет спокойным хотя бы во сне — но этого не произошло. Зрачки Рианы метались под тонким прикрытием век, зубы то и дело сжимались. И так же беспокойно сжимались в кулак пальцы, лежавшие на плаще.

Маркус испустил шумный вздох. Он почти что хотел, чтобы Риану разбудил этот звук, но та не шевельнулась.

Тогда даэв придвинулся к ней вплотную и обнял. Положил голову на плечо.

Риана замерла в напряжении, в одно мгновение вырываясь из тягостного сна. Мышцы напряглись, приготовив тело к броску.

— Это я, — прошептал Маркус и, закрыв глаза, спрятал лицо у него в плече. — Я не причиню вреда.

— Маркус… — дрожь пробежала по телу даэва при звуках собственного имени, потому что в этом коротком выдохе было всё: боль и надежда, страх и желание, которое Риана так старалась отрицать. Прижимаясь к спине валькирии патриций чувствовал грудью, как сильно и быстро бьётся её сердце.

— Мне уйти? — спросил Маркус, обнимая Риану ещё крепче.

Та закрыла глаза и долго молчала. Маркус уже решил для себя, что не отодвинется, что бы та не сказала. Больше всего он боялся, что Риана сейчас произнесёт какую-нибудь глупость, так похожую на всё, что творилось у неё в голове: например, что лучше лежать рядом, чтобы не тратить тепло.

Но Риана молчала. И уже за это Маркус был благодарен ей.

Потом, через несколько бесконечно долгих минут, медленно произнесла:

— Я не думаю, что ты такой же, как твой народ. Я не хотела своими словами причинить тебе боль.

Маркус стиснул зубы.

— Я не хочу об этом говорить, — процедил он.

— Хорошо, — Риана в успокаивающем жесте коснулась его руки. — Отдохни. Если хочешь, я посторожу.

— Не хочу. Просто лежи и спи.

Едва развеялась рассветная дымка, путники принялись складывать вещи. До дороги, взбегавшей по крутому склону, оставалась лишь пара десятков шагов.

Пирамида храма возвышалась на квадратной платформе, окружённой трёхступенчатыми террасами.

От главных ворот внутрь здания вела просторная лестница. Пол кое-где заледенел, и света не было совсем.

Сант и Маркус, не сговариваясь, вызвали светящиеся шары, но тени от двух источников света, скачущие по стенам, лишь отвлекали внимание. Они стали подниматься.