Гипнотизер - Барбара Эвинг

Ее лицо было скрыто вуалью. Невесту поддерживал под руку ее дедушка, герцог Ланнефид, настоявший на том, что именно он должен вести внучку к алтарю. С другой стороны шествовал отец невесты, лорд Морган Эллис, который и должен был передать ее будущему мужу. Рилли вдруг ощутила, что Корделия теряет контроль над собой: ее тело словно отделилось от души — она мелко дрожала. Рилли не могла бы поручиться, какие эмоции владеют Корделией — страсть или гнев. Она быстро обняла подругу, твердо удерживая ее руку, пока процессия не прошла мимо. Лорд Эллис все еще не утратил привлекательности, которой славился в юности, хотя его черты стали грубее, а кожа приобрела какой-то красноватый оттенок. И было очевидно, что его осанку поддерживает жесткий корсет. Рилли наконец почувствовала, что Корделию перестала бить дрожь, и услышала долгий вздох: она узнала его? почувствовала разочарование? Она не смела взглянуть на Корделию, пока играл орган. Старый герцог, которому явно не хватало выправки, улыбнулся и кивнул, направляясь к алтарю. У него был какой-то угрожающий вид, хотя, возможно, это была лишь игра света, несколько неудачно освещавшего красное лицо герцога.

Жених был старше невесты, но вполне привлекательной внешности. Когда епископ спросил, знает ли кто-нибудь причину, по которой этот брак не может быть заключен, ответом была тишина.

Наконец орган оповестил о финале торжества. Еще один союз знатных аристократических фамилий Британии был только что успешно заключен. Гости направились к молодоженам. Все (не только мать невесты) смотрели на юную супругу герцога. Она была так прекрасна, что сердце замирало (такой же прекрасной, как ее бабушка, жившая на задворках Лондона). Девушка с достоинством и смело посмотрела на своего мужа.

В этот момент Корделия увидела, что Гвенлиам, ни на шаг не отставая от сестры, незаметно разглядывает толпу гостей. Корделия медленно, стараясь не привлекать к себе внимания, подняла руку, затянутую в перчатку.

И Гвенлиам ее увидела. Она успокоилась — ее мать была здесь. Морган снова потянул ворот и устремил взгляд куда-то вперед. Корделия заставила себя повторить заветные слова, хотя сердце ее готово было выскочить из груди: «Твоя любовь должна быть сильнее тебя самой. Отпусти их».

Корделия и Рилли смешались с толпой гостей и быстро повернули на Уайтхолл. Корделия опустила глаза, но Рилли вдруг заметила месье Роланда, одетого в свой лучший костюм. Джентльмен поворачивал в другую сторону.

Что-то словно исчезло из души Корделии.

В ту ночь она рыдала у себя в комнате, оплакивая свою судьбу. Она отпускала детей. Сейчас ей было особенно тяжело, ведь она видела их: они стали настоящими, а не просто образами далекого прошлого. По крайней мере, Гвенлиам теперь знала правду. Манон вышла замуж за герцога: ее будущее было обеспечено. Только лицо пятнадцатилетнего юноши все не отпускало ее даже во сне: мальчик поправлял воротник, а его волосы смешно топорщились. Наступит день, когда этот мальчик, ее сын, станет герцогом Ланнефидом. Она должна была утешиться этой мыслью.

На следующий день Корделия отправилась на Литтл-Рассел-стрит, спустилась по железным ступенькам в подвальчик и поговорила с любимыми призраками: она знала, что ее мать и тетушка очень гордятся успехами детей. Грязные трущобы, по улицам которых бегали крысы, Хестер и Кити, искавшие защиты у мистера Сима от своего отца-убийцы, — все это было слишком давно и осталось далеко.

Корделия отправилась к месье Роланду. На перекрестках проезжающие по дороге телеги и экипажи месили черную жижу, и край плаща Корделии был испачкан грязью, но, войдя в дом на Кливер-стрит, она уже и думать забыла о погоде. Она рассматривала пустую строгую комнату, на потолке которой мерцало несколько старых звезд.

— Я пришла поблагодарить вас за то, что вы для меня сделали, — сказала она. — Или, вернее, за то, что вы со мной сделали.

Он улыбнулся своей все понимающей улыбкой, помешал поленья, и огонь разгорелся с новой силой — Корделия услышала, как искры с веселым треском взрываются за решеткой камина.

— Думаю, вам есть чем гордиться, — ответил он и, помолчав секунду, добавил: — Моя дорогая, человеческий разум управляется неведомыми силами. То, что я, вы и Хестер пытались практиковать, известно с основания мира. Мы не делаем ничего нового, и если бы я стал утверждать, что сказал новое слово в науке, это было бы, по меньшей мере, самонадеянно. Я беседовал с людьми, принадлежащими к разным культурам. Люди всегда, во все времена, пытались найти способ избавить человека от боли. Конечно, речь идет о физической боли, но вы, Корделия, столкнулись с тем, что и душевная боль может причинять страдания. Я уверен, что спустя даже сто лет человечество будет искать новые пути.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Некоторые мои коллеги экспериментировали с разными видами транса. Такую практику называют гипнозом. Это явление сходно с месмеризмом, согласно нашему пониманию, однако в случае с гипнозом человек, которого вводят в транс, оказывается активно вовлеченным в процесс, потому что его энергия стимулирует гипнотизера и в конце концов обеспечивает целебный результат. Вы очень сильный человек, Корделия, и ваша энергия это доказывает. Вы меня понимаете?

— Думаю, да.

— Гипноз позволяет внушить пациенту некие установки. Как я уже говорил, я не пытался навязать вам свою волю, а лишь хотел силой своего влияния показать ваши собственные возможности и продемонстрировать, что вы в состоянии справиться с болью самостоятельно. Я только сформулировал, как именно вам следует себя вести, как найти в себе силы. Это все. Тут нет ничего пугающего. Доктор Месмер учил нас, что лишь энергия проводящего сеанс имеет значение. Новая философия, философия гипнотизма, утверждает равнозначное отношение и к энергии гипнотизера, и к энергии самого пациента. Думаю, что мы стоим на пороге открытий. Вы знаете, как я непреклонен в соблюдении принципа «Не навреди». Это сферы, которые требуют особой осторожности, но я готов признать, что обе философии, месмеризма и гипнотизма, тесно связаны. Мне представляется, что, сочетая их, вы найдете то, что ищете.

— Вы разговаривали со, мной, пока я была в состоянии транса, не так ли?

— Да.

— Вы говорили о том, что я должна быть достаточно сильной, чтобы отпустить своих детей?

— Я пытался помочь вам выявить собственные возможности. Вы лучше других знаете, как справиться с горем, Корделия.

— Это так странно. Я помню, но в то же время не помню точных слов.

— Работала только часть вашего сознания.

Они погрузились в молчание. Слышалось лишь потрескивание поленьев в камине. Даже молчание в компании месье Роланда было значимым. И вдруг он тяжело вздохнул:

— Я так пекусь о результатах своей работы, Корделия, но при этом иногда испытываю страх. Я хочу, чтобы меня воспринимали как целителя, а не искусного манипулятора, каких много. Те вещи, которые мы усвоили, в нечистоплотных руках могут произвести обратный эффект. Мы всегда должны помнить, как опасно играть человеческими чувствами. Уверен, что гипнотизм докажет свою значимость, но понимаю и то, что он, как и многое другое, может обрасти глупостями. Я услышал недавно, что в Америке появились проповедники (Корделия, проповедники!), которые стали заниматься гипнозом и выступать в цирке!