Правда танкового аса. "Бронебойным, огонь!" - Василий Брюхов

Бой продолжался всю ночь. Почерневшие от копоти и усталости, танкисты не заметили, как ночь перешла в день. Обе стороны дрались неистово, неся большие потери. В Н.Перкате и вокруг нее образовалось настоящее кладбище погибших солдат и офицеров, подбитых и сгоревших боевых машин. На участке обороны бригады, перед северной и восточной окраинами, догорали 13 танков, 11 БТР и 26 автомашин противника; 9 танков и 6 самоходок потеряли и мы…

Сдав свои позиции 86-й стрелковой дивизии, 170-я танковая бригада вышла в район Рожа-Кишгалом. Наш батальон с батареей СУ-76 получил задачу перерезать и оседлать шоссе Дунапентеле – Адонь, но, подойдя к шоссе, наткнулся на организованное сопротивление противника. Завязался бой. После стремительной атаки батальон уничтожил противника, захватил участок дороги южнее Талиан и Радыга и занял оборону. В этом бою мы потеряли два танка.

Противник стремился не допустить окружения вышедшей к Дунаю группировки своих войск. Он вел активные, маневренные бои, удерживая и улучшая занимаемые позиции. 1-й танковый батальон нашей бригады, оседлав дорогу, с трудом сдерживал вражеские атаки из Дунапентеле на Адонь. На помощь нам майор Новиков привел танковый батальон 181-й бригады и организовал круговую оборону. В эти напряженные дни в районе боевых действий все смешалось – день, ночь, наступление, оборона. Трудно было разобраться, где свои войска, а где чужие. Разведчики сбились с ног, уточняя обстановку. Приказы и боевые распоряжения командиров корпуса и бригады не всегда поспевали за развитием событий, и батальоны часто действовали по своему усмотрению. Обе стороны дрались ожесточенно, продолжая нести большие потери.

В ночь на 30 января полковник Чунихин снял батальоны и повел их на Мелькут. Мы с ходу атаковали и овладели Кени Веним, не останавливаясь, выбили противника из Мелькута и подошли к Киш Веним, где оборонялась пехотная рота, усиленная двумя танками и шестью БРТ. Наш батальон развернулся и атаковал, и вскоре танки ворвались на окраину деревушки. Противник не выдержал и отступил. Батальон с ротой автоматчиков и батареей СУ-76 занял оборону в Крешка, перерезав дорогу Адонь – Н.Перката, а 3-й батальон с танкодесантной ротой и батареей СУ-76 занял оборону в километре юго-западнее высоты 188, перерезав дорогу Дунапентеле – Н.Перката. Оборону строили методом опорных пунктов и засад. Возглавлял ее майор Новиков. Капитан Отрощенков основные силы сосредоточил в стороне от дороги, а у хутора выставил засаду в составе взвода САУ, одного танка и взвода автоматчиков.

Стояла тихая, зимняя, безоблачная ночь. В бледных лучах луны искрился снег. Изнывая от усталости и неудобства, дремали в машинах танкисты и самоходчики. Страдали от холода автоматчики. Вдали послышались шум моторов и лязг гусениц. Прислушавшись, мы подготовились к бою. Вскоре, как призраки, на шоссе появились танки и БТР с пехотой и артиллерией. Они осторожно шли из Дунапентеле на Н.Перкату. Первым открыл огонь танк младшего лейтенанта Круглова, затем послышались более глухие и слабые выстрелы самоходок Худякова и Чернового. Сразу вспыхнули два танка и БТР противника. От неожиданности вражеская колонна расстроилась, но, сообразив, что перед ними небольшие силы, немцы быстро оправились, развернулись и атаковали засаду. В неравном бою были подбиты танк Круглова и обе СУ-76, засада перестала существовать… Капитан Отрощенков, получив доклад от засады, привел батальон в боевую готовность и достойно встретил потрепанную колонну противника. Потеряв еще 5 танков и 20 автомашин, враг отошел, остатки его сил отступали по полевым дорогам. После этого боя комбриг получил задачу овладеть городом Адонь, и утром 31 января бригада перешла в наступление. Во второй половине дня в 5 км южнее Адони мы встретили упорное сопротивление, и батальоны закрепились на достигнутом рубеже. Подошли машины с боеприпасами и горючим. В расположениях батальонов курились кухни. Люди иззябли и были рады горячей пище.

Штаб бригады остановился в хуторе. Комбриг принял решение: «Используя разрывы в обороне противника, под покровом темноты выйти к Адони. 3-му танковому батальону наступать вдоль дороги Дунапентеле – Адонь и атаковать город с юга. 1-му батальону обойти Адонь и атаковать с северо-запада. Разгромить гарнизон в городе и занять круговую оборону. Атака в 05.00». Майор Дроздов и капитан Кочелапов быстро оформили решение и с офицерами связи отправили его в батальоны.

Началась подготовка к наступлению. Наш батальон расположился в чахлой рощице, и Леша Рыбаков отыскал неказистый одинокий домик. Здесь жила семья бедного батрака, где в одной комнате размещались горница, хлев, кухня и спальня за занавеской, куда забилась насмерть перепуганная, немолодая, очень полная хозяйка. Ее почему-то сразу окрестили «тетя Еля». Мы предлагали ей поесть, но она отказалась от ужина, продолжая сидеть в своем убежище. После морозного дня, усталости и хорошего ужина нас разморило в тепле. Глаза слипались, клонило ко сну. Леша Рыбаков заснул мгновенно: он поразительно хорошо умел отключаться и так же быстро включаться. Задремали и мы с Клаустиным, а вот капитан Климов, закончив писать политдонесение, встал, оделся и на ходу бросил: «Пойду посмотрю, как устроились люди, проверю охрану и отдых солдат. А вы поспите, с утра предстоит трудный бой». В этом был весь Климов – это действительно был заботливый, душевный человек, живший для людей и ради людей и не заботившийся о себе.

Передышка оказалась короткой. Под окном затарахтел мотоцикл, и в избу с шумом и морозом ввалился офицер связи бригады Сережа Салтыков. С размаху он бросил на стол пакет: «Получай приказ, комбат, и пошевеливайся!» Рыбаков смахнул со стола остатки снеди и разложил карту, комбат вскрыл пакеты и вслух прочитал приказ. «Что есть для комбрига?» – заспешил Салтыков. «Ничего. Задача ясна, – ответил Клаустин. – Адью!» Салтыков исчез так же шумно, как и появился.

Уяснив задачу, комбат определил, что самое сложное в ней – ночью, по бездорожью, вовремя выйти на северо-западную окраину Адони. Важно не блудануть, значит, нужен хороший проводник. Выбор пал на Рыбакова, но он неожиданно заупрямился: «Почему опять я? Разве ротный сам не сможет вывести свои танки?» – «Может, Леша, но мы сейчас не можем, просто не имеем права рисковать. Смоляков толковый офицер, однако мы мало его знаем, а ты прошел по дорогам войны днем и ночью от самого Сталинграда, хорошо ориентируешься по карте и на местности, вот и помоги ему», – убеждал Клаустин продолжавшего протестовать Рыбакова.

Размолвку просто и буднично разрешил комиссар Климов: «Леша, успокойся, я пойду с тобой…» Вот удивительная была способность у человека, – одним словом, одной фразой разрешить проблему, разрядить напряженную обстановку, сомнение, обиду, вселить уверенность!

Усиленная рота Смолякова с Климовым и Рыбаковым скрылась в ночной мгле, уходя в трудный путь. Резкий, холодный ветер гнал поземку, луна скрылась, низко опустились облака. Танки двигались по бездорожью, на ощупь, медленно, стараясь выдержать направление движения. Комбат со штабом и резервом шел следом, сверяя и контролируя движение по карте.

Проснувшись под утро, я услышал за занавеской, где все время сидела тетя Еля, какую-то возню и ее стоны. Одним из командиров танков у нас был Алексашин, крепыш небольшого роста. Позже, когда взяли Адонь, мы спрашивали его: «Что же ты там с ней делал? Она же такая страшная!» Но он говорил: «Нет, она ночью красивая!» Хохотали мы от души.