Клянусь, я твой - Полина Эндри

меня за талию. — Ким, мне правда жаль, что вместо того, чтобы строить планы и готовиться к родительству, нам приходится переживать все эти неприятные события.

Я запускаю руки в его волосы и кусаю губу с вдруг вставшими в глазах слезами, еле сама сдерживаясь:

— Ты где только не пропадал всю прошлую неделю. Я уже думала, что ты разлюбил меня.

— Глупости.

Я бесшумно всхлипываю и смахиваю слезинку в уголке глаза.

— Ты все ещё общаешься с Элайной?

— Нет. Она тебе разве не писала?

Я отвечаю на его вопросительный взгляд таким же взглядом:

— Нет.

Пару секунд мы с Кейном непонимающе переглядываемся, затем он легонько качает головой, убирает мою ладошку из своих волос и прижимает ее к своим губам, словно нечто драгоценное.

— Ким, — тяжело выдыхает он, крепко переплетая наши пальцы, и я вижу в его взгляде плескающую смесь вины и сожаления. — Я знаю, что порой я делал вещи, которые тебе не по душе. После того, как я увидел Элайну в больнице, я не смог пройти мимо. Мне правда стало ее жаль и мне показалось, что на тот момент я единственный, кто мог ее поддержать. А что касается мамы… Я не был уверен, что готов тебе признаться в этом. Я запутался, Ким, и мне нужно было разобраться в себе. Я понимаю, что это никак не оправдывает мое отвратительное поведение по отношению к тебе… — Кейн прерывается, в смятении кусая щеку, он приближается и коротко целует меня в губы. Когда он снова смотрит на меня, я вижу, что его взгляд как никогда открытый и честный. — В общем, я обещаю, больше никаких тайных переписок. Обещаю, больше никаких секретов.

68

За окном шумит проливной дождь.

Он идёт косо, обильно поливая стоянку на заднем дворе, на которой паркуется серебристый автомобиль. Я сижу на стуле за столом, подогнув одну ногу в колене, и наблюдаю за тем, как из машины вылезает знакомая фигура. Некоторое время он стоит под дождем, прислонившись к машине, и курит, укрывая сигарету ладонью. Кажется, это продолжается целую вечность. Интересно, о чём он думает? И почему я ни разу не видела, чтобы он курил? Мне казалось, что Кейн весьма категорически не одобрял эту вредную привычку. Я чувствую, что ещё немного, и дождь проберется в оконные щели.

Наконец, Кейн бросает окурок на землю и, достав из багажника две ручные сумки, направляется в сторону главного входа.

Я уже почти погружаюсь в привычный монотонный гул Амалии, учившей Оливию правильно запекать мексиканский пирог, когда он появляется в дверях. С его волос и одежды стекает вода, пиджак намок так, что хоть выжимай. Кейн ставит сумки на пол, стягивает пиджак и небрежно бросает его на спинку стула.

— Ну и ливень, — устало подмечает он.

— Сынок, — Амалия улыбается ему, оторвавшись от кулинарной книги, в которой они уткнулись обе с малышкой, обвязавшись фартуками. Оливия тоже поднимает голову и приветственно машет ладонью. Вид у нее конечно счастливее некуда. Она вся сияет.

— Да ты весь промок. Милый, давай переодевайся быстрее и иди к нам.

— Спасибо, мама. Ким, — он мрачно кивает на выход, обращая на меня взгляд и я понимаю, что таким образом Кейн хочет уединиться. Я поспешно встаю, бросаю сбивчиво извинения и следую за ним, едва подоспев ухватиться за ручку спальни, когда он зашёл внутрь.

Прикрыв за собой дверь ладошкой, я почему-то сглатываю, медленно проходя. Я слышу стук дождя по оконному стеклу, да затихающие раскаты грома вдали. Кейн обеими руками взъерошивает волосы на затылке и делает пару шагов по направлению к окну.

— Что-то случилось? — взволнованно спрашиваю я. — Мне показалось, что ты был обеспокоенный и о чем-то…

Тут Кейн поднимает голову, он делает шаг мне навстречу и сгребает меня в охапку. Он целует меня. Жарко и напористо, но нежно и мягко, осторожно касаясь кончиками пальцев моей талии.

Оторвавшись, Кейн прокашливается.

— Извини, — бросает он, заливаясь лёгким румянцем. Это кажется мне до ужаса милым. Я улыбаюсь, и уже сама тянусь к нему, запустив руку в его волосы, но тут он выдает:

— Ким, я еду в командировку.

Мне кажется, что кровь в моих жилах застывает вместе с повисшей рукой. В комнате на мгновение повисает абсолютная невозможная тишина, но всего на мгновение: затем комната наполняется моим тихим вздохом и общим негромким шумом стихающих капель по стеклу. И всё равно, когда я замираю посреди комнаты подобно статуе, мои выдохи не получаются по уровню громкости большего, чем шепот.

— Опять? — удивленно выпаливаю я. — Нет-нет, подожди. Это связано с похитителями Сары, не так ли? Да, точно. Ты опять что-то скрываешь и не хочешь, чтобы я волновалась, да?

— Нет, Ким, послушай, нет. Это обычная командировка, правда. Я поэтому попросил тебя пожить неделю у матери. Учитывая недавние события и спонтанный переезд, по правде меня очень волнует твое душевное состояние. Я подумал, что мама поможет тебе отвлечься и займет тебя чем-нибудь интересным. Честно говоря, мне очень хотелось, чтобы вы нашли общий язык… Этот домик я кстати снял для нее. Когда только я вернулся с Оливией в город, я узнал, что после выписки она пыталась вернуться домой, но не могла. Она первое время бомжевала, потому что ей было негде жить. В общем, Ким, — Кейн быстро встряхивает головой, прежде чем я могу вообще открыть рот и переводит разговор в менее уязвимое для себя русло. — Я хочу сказать, — он переводит дыхание, поднимая голову. — Что просто хотел, чтобы вы узнали друг друга поближе.

Я молчу, продолжая глядеть на него, потому что слова застряли где-то в горле. И это странное ощущение, очень-очень странное…

— У вас все хорошо? — голос Кейна натягивается как струна, очевидно восприняв мое молчание как тревожный сигнал и я подмечаю, как взволнованно дёргается его кадык. — Как тебе… Моя мама?

Сложности его отношений с моими родителями до сих пор остаются для нас обоих особенно наболевшей темой, о чем он не особо хочет говорить, но я знаю, что рано или поздно найду нужный ключ к этой двери, как бы там ни было. Я с полминуты разглядываю его, делаю шаг вперёд и накрываю ладонью ему щеку.

— У тебя очень добрая и заботливая мать, Кейн, — мягко отвечаю я. Он заглядывает в мои глаза и видит, что я говорю честно. Его взгляд плавно скользит вниз, вызывая у меня слабость в ногах и задержку дыхания.

— Правда, я ещё не видела, чтобы обо мне так беспокоился малознакомый мне