Перо динозавра - Сиссель-Йо Газан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Полиция стащила твой компьютер», — написала она.
Никакого ответа.
Сесилье тоже молчала.
В двенадцать часов Анна пошла в столовую, купила два бутерброда и два пакетика сока и отправилась в музей. Поднялась на четвертый этаж и открыла дверь в Зал позвоночных серебряным ключом. Горел верхний свет, Анна нашла Тюбьерга за письменным столом в окружении разных справочников и коробок с костями: он записывал что-то в разлинованный блокнот. Тюбьерг испуганно поднял глаза.
— А, это вы, — сказал он с облегчением.
— Тюбьерг, я знаю, что вы здесь ночевали, — сказала она.
Тюбьерг рассматривал свои руки, Анна заметила, что у него дергается мышца возле переносицы. Она положила рядом с ним бутерброд.
— Почему вы не ночуете дома? — спросила Анна, чувствуя нарастающее нетерпение.
Тюбьерг посмотрел на нее неуверенно.
— Анна, — сказал он наконец. — Обещайте, что вы никому не расскажете. Дайте слово!
— Никому не расскажу что?
— Последние восемь месяцев я живу в своем кабинете, — признался он. — Чтобы сэкономить деньги. Поездки на раскопки… все уходит на них. Я больше не мог платить за квартиру. До сих пор никто об этом не знал. Несколько последних ночей я спал здесь. Это мне? — Он осторожно потянулся к бутерброду.
— Да, — Анна протянула ему пакетик с соком и ошеломленно наблюдала за тем, как Тюбьерг разворачивает бутерброд и набрасывается на него.
— Вы прячетесь от Фримана, правда? — спросила она.
Тюбьерг жевал и никак не реагировал. Анна вдруг почувствовала, что все это для нее слишком. Она сняла крышку с одной из коробок с костями, лежавшей на письменном столе перед Тюбьергом, вытянула оттуда кость и ударила ею по столу перед носом своего руководителя.
— Вот это вот, — сказала она, — это передняя конечность птицы. Она оснащена полулунной костью, которая сочленена с двумя первыми пястными костями в запястье у всех без исключения манирапторов, то есть у всех птиц, как древних, так и современных. Это гомологическая черта, которая подчеркивает близкое родство древних птиц с современными. Фриман считает иначе. Он считает, что у динозавров в пясти, может быть, было что-то, что на первый взгляд можно перепутать с полулунной костью, но что у этих двух костных элементов нет ничего общего, кроме простой похожести, и что эта кажущаяся схожесть ничего не значит в отношении родства, — Анна пихнула переднюю конечность дальше по столу и снова полезла в коробку.
— А вот это… — сказала она.
— Стоп, — попросил Тюбьерг.
— …лобковая кость, — проигнорировала его Анна. — Мы-то с вами прекрасно знаем, что и тероподы, и археоптерикс, и пара энанциорнисов из раннего мелового периода имели дистальное утолщение на лобковой кости, еще одна гомологическая черта. Фриман, естественно, это отрицает. Затем следует наше несогласие о положении лобковой кости. Наше несогласие о перьях, о филогенетическом методе, о стратиграфическом разрыве, о восходящем положении таранной кости, обо всем, — Анна посмотрела на Тюбьерга. — Вот поэтому он приехал в Данию, Тюбьерг. Чтобы победить в споре, в котором он никогда не победит, а не для того, чтобы убить Хелланда, вас, меня или мою дочь.
— Стоп, — повторил Тюбьерг, поднимаясь, у него побелели суставы пальцев. — Это все равно не поможет.
Он взял со стола остатки бутерброда, пошел вдоль рядов шкафов и скоро исчез в темноте. Она слышала, как он возится где-то, и на секунду пришла в замешательство. Потом уронила голову в ладони.
Когда она возвращалась обратно в отделение, у нее зазвонил телефон. Это был Йенс.
— Привет, папа, — сказала она.
— Привет, Анна, — запыхавшись, ответил Йенс. — Я в командировке. В Оденсе.
— Ага, — Анна шла по стеклянному коридору между музеем и кафедрой биологии.
— Слушай, Анна, мама только что звонила. Она очень расстроена.
— Ага, — повторила Анна.
— А что вообще случилось? — спросил Йенс. — Я понимаю, тебе сейчас тяжело, но ты же можешь хоть немного подумать о маме? Она же так тебе помогает, Анна, разве нет, малыш?
Анна почувствовала, что доведена до белого каления, и не сразу нашлась с ответом.
— Она сказала, что ты на нее наорала и бросила трубку. Что случилось? — Йенс казался расстроенным.
К Анне наконец-то вернулся дар речи.
— Объясни мне, пожалуйста, с каких пор мама стала такой хрупкой? — хрипло спросила Анна. — Она что, стеклянная? Нет, вот объясни мне, пожалуйста. Я с пеленок знала, что к маме нужно особое отношение. Всю мою чертову жизнь.
На противоположном конце трубки было совершенно тихо.
— Господи, — сказал наконец Йенс, — да успокойся ты.
— Я не собираюсь успокаиваться!
— Успокойся, тебе говорят! — рассерженно крикнул Йенс.
— Знаешь что? Передай маме привет и скажи, что Лили — моя дочь. И когда мама это осознает, пусть тогда и звонит. Черт возьми, папа, Сесилье ее стрижет и прокалывает ей уши, не спросив у меня разрешения!
В трубке снова стало тихо.
— Она же просто хочет помочь, — сказал Йенс.
— Мне не нужна ваша помощь, — ответила Анна. — Ни твоя, ни мамина.
В четыре часа она забрала Лили из детского сада.
Клайв проснулся у себя дома на острове Ванкувер и не мог поначалу понять, почему лежит на диване, но потом вспомнил, что накануне ударил Кэй. Он принял душ в гостевой ванной и побрился. Потом приготовил завтрак, поставил вариться яйца, поджарил бекон и сделал тосты. Все это Клайв водрузил на поднос и вынес в сад, где накрыл стол. Светило солнце, воздух был мягким и туманным. Кэй всегда покрывала стол скатертью, но Клайв не смог ее найти, поэтому вместо скатерти развернул и подложил под тарелки несколько бумажных салфеток. Потом он заварил чай и поднялся на второй этаж, чтобы позвать Кэй.
Дверь в спальню была открыта, и Клайв услышал шум воды в ванной. Он заглянул в спальню и увидел, что на кровати стоит чемодан Кэй. В ту же минуту она вышла из ванной и бросила на Клайва короткий взгляд. Во входной двери повернулся ключ.
— Мам, — прокричал Франц, — ты наверху?
Кэй спустилась по лестнице на первый этаж. Клайв слышал, как она негромко что-то говорит.
— Давай садись в машину, — сказал Франц.
Потом он поднялся наверх и, не останавливаясь, прошел мимо Клайва к чемодану. Франц был большим и загорелым, он много качался.
— Ты дурак, папа, — тихо сказал он, возвращаясь с чемоданом обратно.
— А ты маменькин сынок, — ответил Клайв.
Франц вздохнул и начал спускаться по лестнице, держа в одной руке чемодан. Клайв не мог понять, как он умудрился вырастить такого ничтожного и патетичного человека мужского пола. Накачанный бык, без малейшего намека на интеллект. Чуть позже он услышал, как Франц заводит машину и уезжает. На кухне в кастрюле, в которую Клайв забыл налить воду, остались лежать два почерневших яйца.