Жильбер Ромм и Павел Строганов. История необычного союза - Александр Чудинов

Характерно отсутствие в программе гуманитарных дисциплин, в частности истории и современной литературы. Это диктовалось принципами Руссо, предостерегавшего от преподавания детям отвлеченных идей, не связанных с непосредственным восприятием материальных предметов. Так, к 15 годам его гипотетический «Эмиль обладает знаниями лишь в сфере естественных и чисто физических наук».

История ему незнакома даже по имени; он не знает, что такое метафизика и мораль. Он знает существенные отношения человека к вещам, но ему незнакомо ни одно из нравственных отношений человека к человеку. Он плохо умеет обобщать идеи, создавать отвлечения[454].

Впрочем, как мы уже знаем, подобный подход отвечал и вкусам самого Ромма.

Со вступлением Павла в подростковый период серьезные изменения претерпели не только его занятия, но и отношения с наставником. Мы видели, что и ранее в корреспонденции Ромма А.С. Строганову проскальзывали жалобы на «инертность и леность» воспитанника. Теперь же конфликты между учителем и учеником приобретают порою довольно острый и затяжной характер, о чем можно судить по весьма резкому тону писем, которые Ромм писал Павлу, избегая в такие периоды прямого общения:

Вот уже две недели, как Вы отвергаете мои заботы и презираете мою дружбу, больше не спрашивая совета относительно Ваших занятий и Вашего поведения. На вас наводят скуку, заставляют зевать и усыпляют те интересные и поучительные занятия, что необходимы каждому человеку, желающему иметь положение в обществе, и особенно тому, кто хочет избрать военную карьеру. Вы встаете только в девять часов утра, забывая, неблагодарный сын, исполнить свой долг перед отцом; то, что должно быть для Вас самым святым, Вам безразлично, то, чему Вы должны посвящать весь день, не занимает вас и секунды. Итак, отказавшись от моих забот ради своей самостоятельности, Вы впали в невежество, чревоугодничество, лень, неучтивость и самую возмутительную неблагодарность. Несчастный! если это будет продолжаться, Вы скоро станете самым презренным, самым отвратительным существом[455].

Великий князь Николай Михайлович, опубликовавший данный документ, его никак не датировал. Судя же по тексту, речь идет о периоде, когда у Павла уже начались регулярные занятия учебными предметами, но жил он еще в доме отца, то есть примерно о второй половине 1784 – первой половине 1785 г.

Ромм болезненно переживал возникавшие в ходе воспитательной работы трудности: «создание человека» оказалось в реальности гораздо более сложным делом, нежели описывал Руссо. Усиливалась и ностальгия по родине. Все эти обстоятельства повергали Ромма в глубокую депрессию. К середине 1785 г. он пришел к решению уехать из России в самое ближайшее время, что вызвало кризис в его отношениях с графом Строгановым. Ромм даже покинул его дом и перебрался жить во французское посольство. Вскоре, однако, размолвка была улажена усилиями его друзей – полномочного министра графа Луи Филиппа де Сегюра и секретаря посольства шевалье Жана Александра Шаретта де ла Колиньера. Стороны пришли к договоренности, что наставник юного Строганова проведет еще один год в России, путешествуя со своим подопечным по южным областям, а затем оба отправятся в Западную Европу для продолжения образования Павла. К обстоятельствам принятия данного решения мы еще вернемся, говоря об ипостаси Ромма-путешественника.

Где-то во второй декаде июля 1785 г. Ромм и его ученик, как всегда скромно, в простой кибитке, запряженной тройкой, покинули Санкт-Петербург. Их сопровождали двое слуг и крепостной художник А.Н. Воронихин. 17 июля Павел пишет отцу уже из Москвы, подробно рассказывая о посещенных по пути солеварнях в Старой Руссе[456]. Любопытно отметить, насколько свободно мальчик ориентируется в деталях производственного процесса, сравнивая его с тем, что он ранее видел в Перми. Метод наглядного обучения, использовавшийся Роммом, дал в этом случае весьма успешный результат. В Москве путешественники задержались ненадолго и двинулись дальше на юг. В Туле они подробно ознакомились с оружейными заводами, о чем Павел рассказал отцу в послании от 28 июля, отправленном из Орла[457]. Письмо от 9 августа Попо направил своему родителю уже из Киева[458]. Оно заслуживает особого внимания, поскольку впервые Павел написал его по-русски, что свидетельствовало о его несомненных успехах в изучении этого языка. Содержание же послания составляют сведения об устройстве деревенских мазанок и о выращиваемых на Украине сельскохозяйственных культурах. В дальнейшем Попо продолжал подробно рассказывать отцу об увиденном. В Киеве, где Ромм и его ученик провели более полугода, Павел, посещая многочисленные достопримечательности, получил богатые, хотя и достаточно разрозненные сведения о русской истории.

Хотя из Киева Павел писал отцу достаточно часто и подробно как по-русски, так и по-французски, он весьма скупо сообщал о том, как продолжается его учеба. Фактически он упоминает лишь о занятиях богословием и русским языком, в частности, по книгам, посвященным российской истории. Так, 5 октября он пишет:

Конешно буду, как вы мне приказали, примерно упражняться в обучении Катехизиса и руской граматики, ибо оные две вещи могут быть самые нужные для такого человека, которой должен жить на свете. Учитель, которого мы имеем, очень хорош и очень ясно толкует. Мы следуем Катехизис Платонов, которой по мнению здешняго митрополита, самой лучей для меня. Мы следуем граматике Московского университета. Мы тоже с ним упражняемся в российской истории и из нее делаем выписки, которые он нам диктует, чтоб нас обучить и правописанию[459].

В послании от 13 февраля 1786 г. речь также идет лишь о чтении исторической литературы на русском языке:

Мы имеем собрание писем Петра Великаго к графу Апраксину. Иные из них очень хороши. В одном нашли, что он употреблял каторжников на сражениях вместо солдат и становил их обыкновенно на первом ряду. Во всех в сих письмах видно, что он весьма учтиво ко всем писал. Мы тоже читаем по вечерам перевод анекдотов о Петре Великом, которые уже совсем переведены на руской язык Матвеем Семеновичем и детми ево. Оное чтение мне весьма нравится[460].

И, наконец, в письме от 1 марта 1786 г., специально посвященном теме учебы, также упоминается лишь о тех же самых предметах:

Вы желаете знать разположение наших упражнений и в чем состоят, что увидите из сего росписания. От пяти до десяти часов, в котором я, как по расписанию видно, сам себе упражнение избирал. Иногда читал историю, из которой поутру выписки делал, или анекдоты Петра Перваго, так же историю нашей фамилии. В том же времяни я с Андреем [Воронихиным] чертил разныя планы. Когда дни стали короче, мы сперва делали выписки, а потом попеременно гуляли или фиктовали [фехтовали][461].