Когда деревья молчат - Джесс Лури

Я держала в руке прохладную дверную ручку магазина, мой желудок скрутило от рыбного запаха набухших от дождя червей, и я уже приготовилась войти и взять конфетку, когда дверь «Малыша Джона» открылась, выпуская хриплый звук и густой шлейф сигаретного дыма.

Папа вышел, а за ним – сержант Бауэр. Сержант был одет в обычную одежду. Они обменялись рукопожатиями и похлопали друг друга по плечу, а затем папа направился к нашему фургону, припаркованному на противоположном конце улицы. Я рванула назад, чтобы встать перед библиотекой, где меня и встретил папа.

* * *

В эту ночь, когда я услышала резкие щелчки его ногтей, за которыми ещё быстрее, чем когда-либо, последовали шаги на нижней ступеньке лестницы, я поняла, что это была моя вина. Весь день меня преследовали несчастья – сначала с Крабом у реки, потом с Гоблином. Вполне логично, что следующим будет папа. Но он не знал, что то, что я пишу, помешает ему добраться до верха лестницы.

Он попытался преодолеть шестую ступеньку – так далеко он ещё не заходил, но мой карандаш летел по страницам дневника, и каждое слово отталкивало его, прядя словесную паутину толщиной с кирпичную стену.

Когда я дописала последние слова, то почувствовала, как пот стекает по верхней губе от напряжения. Дом затих. Папа, казалось, сто лет простоял на шестой ступеньке, прежде чем мои слова наконец сработали. Он поплёлся обратно по ступенькам в свою комнату. Каждый его шаг ощущался, как сердцебиение дома.

Тогда я и решила окончательно, что завтра расскажу о происходящем маме.

Папа говорил нам, что нам нельзя рассказывать о домашних делах, что никто из окружающих никогда нас не поймёт, что болтовня – худшее, что мы можем сделать.

Но мама – не окружающие.

Она семья.

Я проснулась в шкафу. Шея затекла, а запястья неприятно кололо. Может, сегодня я снова буду спать на своей кровати. Может, моих слов о том, что папа поднимается по лестнице после того, как она ложится спать, будет достаточно, чтобы она ушла от него! Я выскочила из шкафа, преодолев сонливость, и чуть не столкнулась с Сефи за дверью.

– Что ты делаешь? – спросила я.

Она закатила глаза.

– Собираюсь в школу, дурашка.

– А мама с папой уже проснулись?

– Ага. – Она направилась вниз. – Они собираются.

Волнение перешло в зарождающуюся пустоту.

– Куда?

Ответ меня ждал, когда я спустилась на нижнюю ступеньку и повернула на кухню. Мама запихивала зубную щетку в свою дорожную сумку, которая уже была набита одеждой.

– У нас поездка!

Папа вышел из их спальни, держа сложенную футболку.

– Нашёл! Она подойдёт?

– Ещё бы, любимый, – сказала мама, схватив его футболку и запихивая её в сумку.

Я потрясла головой, чтобы смахнуть паутину.

– Куда мы едем?

Папа мне ухмыльнулся.

– Только я и мама. Поедем в Дулут. Джим Кендум устраивает вечеринку. Ты помнишь Кендумов?

Я попыталась стереть сон со своих глаз. Мама с папой никогда никуда не ездили без нас.

– Это у них мотоциклы? – спросила Сефи.

– У них самых! – ответил папа.

– Кто за нами будет присматривать? – спросила я. Страх перемешивался с облегчением. Никакого папы, но и никакой мамы.

– Сефи уже достаточно взрослая, чтобы обо всём позаботиться, – заверил меня папа.

Мама сузила глаза, но не стала спорить.

Сефи встала рядом со мной. Наши плечи соприкасались. Она пахла свежим душем, а я воняла.

– Когда вы возвращаетесь? – спросила она.

Папа пожал плечами, в его голосе слышалось поддразнивание:

– Может, никогда.

– Донни. – Мама шутливо пихнула его в плечо, а потом схватила его руку. – Мы будем завтра рано утром. Это короткая поездка. Мы просто решили, что заслужили выходной. Вы можете запечь сегодня на ужин курицу. Никаких вечеринок. Сефи, тебе самой придётся добираться в школу. Я звонила Гомесам, и они сказали, что ты можешь им позвонить, если будут какие-то неприятности.

Сефи схватила мою руку. Мы были словно отражение наших родителей.

Шелест шин по гравию со стороны дома Гомесов привлек наше внимание, и я подумала, не они ли едут в нашу сторону. Или, может, это была очень ранняя доставка почты и я получу ещё одну посылку от тёти Джин! Моё сердце подпрыгнуло при первом ярком пятне этого странного утра, но резко упало, когда зеленая машина поднялась на вершину холма и появилась на нашей подъездной дорожке.

Гоблин.

Я была уверена, что меня ждут худшие неприятности за всю мою жизнь.

Мы вышли на улицу всей семьёй.

Папа привязал к крыше фургона одну из своих скульптур – сине-жёлтый тюльпан размером с байдарку. Я подумала, что мы выглядели как Джоады, отправляющиеся в Калифорнию в полностью упакованном стареньком фургоне, а родители были одеты в свои потрёпанные лучшие вещи. Вряд ли Гоблин поймёт отсылку. Он не производил впечатления человека, который читал «Гроздья гнева» или любую другую книгу, если уж на то пошло.

– Гэри, – сказал папа, когда Гоблин остановился и вышел из машины, не выключая двигатель. По напряженной позе отца я поняла, что Гоблин на нашем участке нравится ему ещё меньше, чем в алкогольном магазине. Это было единственное, в чём мы сходились.

Гоблин поднял свою кепку так высоко, что я почти увидела, что было под ней, а затем потянул её назад. Козырёк затенял его лицо, но плотно сжатый рот и большой бугристый нос были видны, как и вчера. Как и татуировка извивающейся змеи на его шее и руке.

– Я ищу свою собаку.

Папа отодвинулся и встал передо мной и Сефи. Мне пришлось вытянуть шею, чтобы заглянуть за его спину, удивляясь, что первые слова Гоблина были не обо мне.

Папа так и не ответил, поэтому Гоблин повторил свой вопрос.

– Моя собака. Ты её видел?

– Нет, – наконец ответил папа. – Но в моих правах застреливать бездомных собак. Мне надо защищать детей.

Эти слова несли большой смысл, и Гоблин это понимал.

– Моя собака не бездомная.

Папа ухмыльнулся.

– Тогда ты знаешь, где он?

Я задумалась откуда папа знал, что это кобель, или это была догадка? И потом самая ужасная мысль перевернула все внутри меня с ног на голову. Неужели папа убил собаку Гоблина, потому что я сказала, как она за мной гналась?