Гнев Цезаря - Богдан Сушинский

– …Командовавший в начале войны вспомогательным кораблем, – напомнил Сантароне.

– Кажется, я уже могу поздравить нашего корвет-капитана с назначением на должность командира этой грозной субмарины? – воспользовался ситуацией Абруццо.

– Почему только ты? Мы поднимемся наверх, я с палубы субмарины объявлю о своем решении группе, после чего предложу командующему базой похлопотать о соответствующем приказе. А что за нашим Умберто остается небольшое дружеское застолье – это само собой.

Фрегат-капитан снял фуражку, вытер с лица пот, словно только что выполнил трудную и ответственную работу.

– Как сложатся обстоятельства в будущем и кто из нас дотянет до заключительной фазы операции, жизнь покажет. Но во время переговоров с представителями любой организации, на любом уровне, мы уже можем объявлять, что команда мини-субмарины, как и полная диверсионная группа, готовая действовать в рамках операции «Гнев Цезаря», сформированы.

– Прежде всего, мы со спокойной совестью можем сообщить это боевым пловцам, которые ждут нас за корпусом «Горгоны», – поддержал его Сантароне. – Они ведь до сегодняшнего дня так и не были уверены, что эта операция в самом деле будет разворачиваться. В некоторых римских и местных газетах уже написали, что «за угрозами князя Боргезе ничего не последует – не то время, не та Италия, да и сам обер-диверсант империи уже далеко не тот».

– Кое-какие из этих писаний я успел прочесть, – спокойно заметил фрегат-капитан. – У журналистов есть право сомневаться в реальности наших намерений. Скажу больше: нам даже на руку, что после подобных публикаций, на которые я никак не намерен реагировать, советская военная разведка и командование флотом станут относиться к нашим угрозам с иронией. Понятно, что поначалу русские будут прикладывать максимум усилий для охраны линкора, но и мы тоже не станем торопиться с диверсионным ударом. Тем более что севастопольский рейд требует определенной технической подготовки.

– «Севастопольский рейд»… – как бы «посмаковал» этим определением корвет-капитан. – Именно так мы и станем называть наш налет на черноморскую эскадру русских. Правда… – вдруг замялся он. – Вряд ли об этом стоит говорить сейчас, но…

– Не темни, Умберто, – настороженно взглянул князь на новоиспеченного командира «Горгоны». Он уже стоял у люка, ведущего в верхнюю рубку, однако, услышав слова корвет-капитана, задержался.

– Буквально вчера контр-адмирал обмолвился, что, мол, кое-кто из высших чинов в главном штабе флота, а также в правительстве и в парламенте, где полно всевозможных коммунистов и сочувствующих им, уже обеспокоены тем, как бы вы и в самом деле не решились на диверсионный акт против русского флота. Солано опасается, как бы против нас, а значит, и против него не ополчились не только в штабе флота, но и в военном министерстве, в парламенте.

Боргезе задумчиво помолчал. Диверсанты ждали, что он попытается успокоить их, объявит, что сумеет повлиять на высших чинов через старых друзей и тех, кого патриотическая пресса называет «не сложившими оружие». И были немного разочарованы, когда фрегат-капитан вдруг рассудительно произнес:

– В общем-то опасения контр-адмирала вполне обоснованны. Как и некоторых политиков и чиновников. Одни опасаются всеевропейского политического скандала, другие – ответного удара русских диверсантов по нашим базам, третьи – гнева вчерашних военных союзников России…

Командир субмарины и механик недоуменно переглянулись, и почти синхронно покачали головами, отгоняя от себя одно и то же страшное предположение.

– И что из этого следует? – напрягся корвет-капитан. – Что нас испугают страхи наших вечно перепуганных политиков?

– Из этого следует, что впредь мы будем осторожнее, не прибегая к таким публичным выпадам, к какому умудрился прибегнуть, сидя за решеткой, ваш командир. Спишем это на эмоциональную слабость политического узника и заречемся повторять его ошибку. Все, к чему мы станем отныне прибегать, мы постараемся совершать в полной секретности.

– Главное, чтобы страхи и предубеждения наших политиков и «береговых адмиралов» не поколебали вашей решимости, – пожелал ему старый механик.

Первое, что Боргезе увидел, когда вышел на палубу надстройки, – все диверсанты восседали на управляемых торпедах, словно ждали приказа ринутся в атаку на вражескую эскадру. Причем на ближнем к субмарине снаряде одна – за штурвалом двухместной «убийцы кораблей» – восседала княгиня Розанда Лукания, которая в своем брючном, военизированного покроя, костюме выглядела довольно воинственно. Хотя и столь же экзотично.

– Теперь вы смогли убедиться, фрегат-капитан, как много потеряли, не пригласив в свой отряд боевых пловцов меня?! – озорно поинтересовалась она.

И Боргезе твердо решил, что именно она и подала идею оседлать эти застоявшиеся орудия смерти.

– Теперь я понимаю, – в том же озорном тоне заверил ее Валерио, – что если бы я решился включить вас в состав своей флотилии, она была бы деморализована в самом начале своего существования и расформирована еще до совершения первой атаки.

40

Январь 1949 года. Албания.

Влёра. Отель «Иллирия»

Судя по всему, ни малейшим представлением о канонах возраста и вызываемой им степенности эта женщина так и не обзавелась. Во всяком случае, тело ее так и не познало ни тлена старения, ни свойственного в ее годы сексуального безразличия, не говоря уже об элементарном пресыщении. Сейчас, когда любовный пыл основательно угас, мыслями Дмитрия овладело одно-единственное осознание: «Как же эта женщина бесподобна! Как она по-прежнему горяча и… женственна!»

Лишь ощутив в объятиях упругое, причем не молодящееся, а по-настоящему молодое тело графини фон Жерми, подполковник и сам неожиданно начал избавляться от стыдливого ощущения старости. Точнее, от того комплекса ощущений, в котором все еще находится место для жгучего полового влечения, но уже нет места ни влюбленности в ложащуюся рядом с тобой женщину, ни уверенности в том, что и на сей раз тебя хватит на все те любовные утехи, без которых настоящая «постель» – уже не «постель», а испытание нервов.

– Если честно, я опасалась, что ты уже не «в строю», – едва ощутимо провела Анна ладонью по его груди, при этом пальцы ее производили некие «щипательные» движения, словно владелица их нервно обрывала ягоды на клубничной плантации. И хотя на самом деле захваченными у нее оказывались седоватые волосики подполковника, она всякий раз пропускала их между пальцами с такой деликатностью, что тот ни разу не почувствовал боли.

– Списала, значит, изменщица? – артистично вздохнул Гайдук. – Из перечня любовников вычеркнула.

– Да в самых сумасбродных мечтаниях не могла предположить, что еще когда-либо увидимся. У нас ведь как принято считать? Если знакомый тебе человек оказался по ту сторону советской границы, считай, что на другой планете. Во всяком случае, так сей факт воспринимается здесь, в Западной Европе.

– И все же вспоминала, думала, сумасбродила…