Мы же взрослые люди - Юлия Гурина

– Ты решила мне устроить сюрприз, что ли? Такой видок у тебя…

Нина стояла в пижамных шортах и маечке с рюшечками на плечах. Сапоги, пуховик, слава богу, что до колена.

– Спасибо, что разрешил к тебе приехать, – проигнорировав его комментарий, сказала Нина.

– Муж, что ли, выгнал?

– Похоже, что выгнал…

– Ну, ничего, бывает… Может, еще помиритесь… Заходи. У меня прохладно, сейчас принесу тебе что-нибудь из одежды.

Ринат ушел к шкафу и принес штаны длинные и кофту. Вещи Дили, своей, теперь уже бывшей, жены.

– Как у тебя дела? – спросила Нина, надевая штаны прямо на шорты. – Как жена и дети?

– Я развелся. Ильдар живет у своей подружки, не хочет общаться со мной. Семья отвернулась, я как прокаженный. С дочкой видеться мне не дают. Пока не дают.

– Вот черт. Общаешься с кем‑то?

– Особо не общаюсь. Так, иногда переписываюсь в мессенджерах, в соцсетях перебранки устраиваю.

– Ты очень круто начал писать.

– Да, – Ринат махнул рукой, – балуюсь малость. Кофе будешь или спать ляжешь?

– Давай кофе.

– Полчетвертого уже – не выспишься, – говорил Ринат, насыпая кофе в турку.

Нина сидела с ногами на стуле и куталась в кофту как в кокон. Ее потрясывало.

– У тебя что стряслось? Если не можешь – не говори, если нужно выговориться – тогда валяй.

– Мы поругались с Ильей из-за СПИДа.

– У тебя, что ли, подтвердился положительный статус?

– Нет, пока нет, только через месяц анализ. Но Илья про все узнал. Я ему рассказала. Началось все с того, что я нашла работу. Работа в центре «Живи с плюсом», который поддерживает людей с ВИЧ-положительным статусом. Илья прошелся по всем ВИЧ-положительным. Меня это задело, и я сказала, что я тоже может быть того. Что изменила ему и все такое. Он выгнал меня. Я думаю, он меня мог избить.

– Ну ты даешь… Бутерброд с печенью трески сделать?

– Давай.

Ринат открыл консервную банку, по комнате распространился запах печени трески. Ножом намазал на хлеб, положил на тарелку несколько кусков. Сел напротив Нины. Они оба откусили бутерброды. И молча стали жевать.

– Ты можешь остаться у меня, сколько тебе потребуется.

– Спасибо, Ринат.

– Я думаю, Илья остынет, и вы помиритесь. Дети все-таки. А где Алина, она дома осталась?

– Она у подруги, завтра ей позвоню. Поверить не могу, что это случилось со мной.

– В этой жизни всякое бывает.

Они помолчали и подумали, какое всякое бывает в жизни.

– Я так верила, что у меня будет нормальная жизнь. Дети, дом, любимый муж. Собака. У меня была совсем другая картинка в голове. И если сравнить ту, что была, и ту, что сейчас, это тотальный провал. Мне кажется, я по всем пунктам завалила этот тест. Выбрала не тот вариант из предлагаемых. Я виртуозно умею выбирать неправильные ответы.

– Мы все выбираем очень часто неправильные ответы.

– Интересно, если взять всех людей и проанализировать, сколько будет тех, кто делал все правильно? Каждый поступок которого увеличивал шансы на успех в дальнейшем?

– Нина, а что такое успех? Для тебя что это?

– Достичь того, чего хочу я.

– Чего ты хочешь достичь? Хочешь ли ты управлять миром или яхтой хотя бы? Хочешь умных любимых детей?

– Знаешь, у меня не было амбиций наполеоновских. Я просто хотела любви. Любить, дарить любовь, быть любимой. В любви растить детей. Хотелось розового сада в своей жизни. Наверное, этого недостаточно для целей. С богатством проще. А тут слишком много того, что от тебя не зависит. Понимаешь, я не хотела влюблять в себя, манипулировать, мне хотелось, чтобы все было само собой – без игры. Взаимно. И по-настоящему, – Нина вздохнула.

– Наивные мы с тобой, – Ринат усмехнулся.

– Мама меня всегда учила, что деньги – главное. Деньги, богатство, в каждых отношениях должна быть своя выгода. Что мужики все как один мерзкие как жуки. А я наперекор все делала. А что если бы не делала? Если бы слушала ее, может, счастливей была бы…

– Не была бы. Ты была бы не собой. А вот мама твоя тогда, может, и была бы счастливей.

Часы показали без четверти четыре.

– Больше всего мне за Богдана страшно. Он мальчик такой нежный, добрый, ласковый. Я утром должна поехать домой. Еще раз поговорить с Ильей. Что я наделала? Что я наделала?

Нина завыла как раненая самка, сползла на пол и стонала. Голос шел из самой середины туловища, глубокий, животный, сильный. Она плакала, причитала, выла, стонала, била руками пол. Как будто что‑то древнее вырвалось из нее наружу и завладело всем ее телом. Нина схватила свои волосы у самых корней и дернула их изо всех сил. Это нечто продолжало извергаться. Нина уперлась головой в стенку и даже ударилась об нее несколько раз. Боль от удара не затмевала ту, другую, древнюю боль, эта физическая боль была ничтожной в сравнении с ней. Стоны рвались наружу. Она металась по полу будто собака, которой прострелили живот. Прошла вечность мук.

Ринат сел рядом и крепко ее обнял. Нина билась в его руках, вырывалась, сучила ногами, била его ногами. Стон превратился в крик. С выдохами как во время боевых соревнований.

– Девочка моя. Девочка моя. Тебе сейчас очень больно, невыносимо. Девочка моя. Все утрясется, все уладится. Все будет хорошо. Нина, она есть, она есть эта любовь. У тебя все получилось. Все получилось, Нина. Девочка моя, – Ринат говорил тихим шепотом, – поплачь, моя девочка, выпусти все это, выпусти, тебе скоро станет легче, станет легче, я тебе обещаю, ты все решишь, я помогу тебе, все уладится, – Ринат повторял эти слова снова и снова. Снова и снова. Пока Нина не утихла.

Он сидел, гладил ее по волосам и повторял, повторял, повторял.

Нина постепенно пришла в себя и ощутила огромное опустошение, усталость, бессилие. Но уже спокойное бессилие, которое не влекло за собой боли. Нина повернулась к Ринату и положила голову ему на плечо. Обняла его. И почти уснула. Но предпочла бы умереть.

– Давай я тебя уложу спать, – Ринат аккуратно высвободился из объятий, дал руку Нине, и они пошли в спальню.

Почти за месяц до письма

Эти чужие занавески. В пышных розах. Постельное белье яркое – тоже в каких‑то пышных цветах. Коврики у постели, чтобы ногам было удобно. Множество разных статуэток – клоуны, ангелы, кошки. Теплые кремовые полосатые обои. Все такое мягкое, обволакивающее, даже мебель ванильного цвета. Когда‑то это было царство другой женщины. А теперь заброшенное гнездо.

Нина сидела птенцом в чужом заброшенном гнезде. Она открывала глаза, смотрела на занавески и снова закрывала. Ей вдруг все надоело. Абсолютно все – она, занавески, жизнь.