Московский бродвей - Фридрих Незнанский

Взяв телефонную трубку, я набрал номер Константина Дмитриевича Меркулова. Часы показывали девять, по идее, он должен был в это время собираться на работу.

– Меркулов, – донеслось из трубки.

– Здравствуйте, Константин Дмитриевич, это Гордеев беспокоит.

– Привет, Юра. Я в курсе, что ты защищаешь Анжелику Раззаеву. Наверняка по этому поводу звонишь. Я прав?

– Как всегда, Константин Дмитриевич. У меня срочное дело.

– Я через час буду на работе. Жду.

Спустя некоторое время мы выехали в Генпрокуратуру.

Меркулов уже сидел в своем кабинете.

– Привет, Гордеев, располагайся, – показал он на стул.

– Здравствуйте, Константин Дмитриевич.

– Судя по всему, ночка была бурной? – подмигнул мне Меркулов. Ничего не поделаешь – царапины на лице скрыть не удалось.

– Да… – подтвердил я, – пришлось побегать.

– Слыхал, слыхал. Значит, я так понял, ты киллера преследовал?

– Да.

– И как?

– Знаете, Константин Дмитриевич, я вам все расскажу. Но сейчас нужно снарядить экспедицию.

– Экспедицию? – поднял брови Меркулов. – Это еще зачем?

– Дело в том, что мне удалось его поймать. Но потом… Я оставил его в старом сарае вместе с машиной.

– Эх! – покачал головой Меркулов. – Не хочешь ли ты сказать, что удалось догнать убегающего киллера? Быть такого не может.

– А вот, представьте, удалось, – не без гордости сказал я, – но потом…

– Что?

– Потом пришлось уходить от погони. Он успел позвать подмогу. Мы перевернулись, пробило бак… Пришлось спрятать машину вместе со связанным киллером. И я боюсь, как бы его не нашли… А может быть, уже и нашли… В любом случае надо поехать и проверить. Как вы понимаете, нужна группа.

– Ну что же, – принял решение Меркулов, – вот следователь Бородулин этим занимается, пусть он и едет.

– Вы понимаете, Константин Дмитриевич, – замялся я, – дело в том, что лучше будет, если арестовывать киллера поедет кто-то другой…

Меркулов внимательно посмотрел мне в глаза:

– Ну-ка, Гордеев, давай колись, что там у тебя против Бородулина?

– Ничего, – пришлось признаться, – но…

Договорить мне не удалось. В селекторе Меркулова раздался голос секретарши:

– Константин Дмитриевич, к вам Бородулин просится.

– Хм, – пробормотал Меркулов, – легок на помине.

И в микрофон:

– Зови через пару минут.

Он повернулся ко мне:

– Ты, Юра, пройди пока в боковую комнату, а я быстро с ним поговорю и вызову тебя.

Я скрылся за неприметной дверью, замаскированной под одну из дубовых панелей, которыми были обшиты стены кабинета Меркулова. Там находилась небольшая комната, приспособленная для отдыха. Имелась неширокая тахта, мягкое кресло, телевизор. Еще одна дверка вела, очевидно, в ванную. Я сел в кресло и попытался определить, а что, собственно, у меня имеется против Бородулина. Ничего. Кроме того факта, что он – следователь, а я – адвокат. Но этого мало. Это в качестве аргумента не приведешь.

Минут через пять дверца открылась и в проеме появился Меркулов. Что-то в его лице неуловимо изменилось, вместо всегдашнего спокойствия теперь была какая-то тревога.

– Выходи, Юра.

Меркулов сел в свое кресло и задумался.

– Ну вот что, – наконец проговорил он, – знаешь, кого Бородулин собирается обвинить в покушении на Анжелику Раззаеву?

Я отрицательно покачал головой, так как не догадывался об этом. Ответ Меркулова поразил:

– Тебя.

– Что? – машинально переспросил я.

– Тебя. Адвоката Юрия Гордеева.

Вот это сюрприз так сюрприз!

– Так я же… – начал я и запнулся.

– Конечно, – спокойно произнес Меркулов, – это полнейшая чушь. Но версию такую Бородулин высказал. И тут, мне кажется, кроется некоторая разгадка.

Он поднял трубку и набрал несколько цифр.

– Ирина?.. Саня дома?.. Нет?.. А где он шляется?.. На работе?.. Да нет его…

Меркулов ладонью зажал рот и испуганно посмотрел на меня. Я чуть не расхохотался. Я знал, кому звонит Меркулов. Александру Борисовичу Турецкому, следователю по особо важным делам Генпрокуратуры, моему учителю и другу. Ирина – его жена. Александр Борисович, очевидно, опять не ночевал дома, сказав, что находится на работе. Константин Дмитриевич Меркулов снова, наверное в сотый раз, чуть не подставил своего близкого друга…

– Да нет, Ира, ты не думай, – растерянно говорил Меркулов, – он действительно на задании… Сотовый? Не знаю, может, в кабинете оставил. Не волнуйся, найду я твоего благоверного.

Он отнял трубку от уха и утер пот со лба:

– Ну вот, снова загулял. И когда только этот бес в ребро остановится? А, Юра, когда твой сэнсэй перестанет по бабам шляться, остановится, остепенится, займется, наконец, семьей? А? Или так и будет, пока… пока…

Меркулов задумался, подыскивая причину, по которой Турецкий должен был перестать ходить по бабам. Таковая не находилась…

– Не знаю, Константин Дмитриевич, возможно, никогда. Но время. Время, – взмолился я. – Мы можем потерять киллера. Если его уже не нашли.

– Да, – нахмурился Меркулов, – сейчас только Турецкого разыщу.

Он набрал еще один номер, чуть подождал, дал отбой, потом набрал еще раз. И еще. Видно, у них существовал такой условный сигнал.

– Саня? – наконец сказал Меркулов в трубку. – Ты опять ночуешь хрен знает где?.. Конечно, домой звонил… Ирина сердится… Кричит… Ну вот что, давай ноги в руки – и в прокуратуру. Ты где хоть территориально?.. Ого! – присвистнул он. – Тебе что, удалось снять депутатшу?.. Ладно, ждем. С кем? С Юрой Гордеевым. Срочное дело.

Он положил трубку.

– Приедет через пятнадцать минут. Он в гостинице «Москва». А жене сказал – следственный эксперимент за городом проводить будет. Экспериментатор, блин…

Я знал, что неспокойный характер и постоянная тяга Турецкого к слабому полу были вечной головной болью в отношениях его с солидным человеком, примерным семьянином и однолюбом Константином Дмитриевичем. Но, несмотря на это, Меркулов всегда пытался вытащить друга из щекотливых ситуаций, в которые тот постоянно попадал, и, как ни странно, жена Турецкого, бывало, и верила заместителю генерального прокурора…

– Ладно, Юра, пока ждем, давай-ка расскажи мне подробно, что с тобой было этой ночью.

Кажется, вот пережил такое приключение. Рассказывать бы да рассказывать. Часами просто. Но на самом деле рассказ мой уместился всего минут в семь – по часам, которые стояли на письменном столе.