Русь против Хазарии. 400-летняя война - Михаил Елисеев

Исходя из слов Ибн Мискавейха, можно сделать вывод, что большинство мусульман повели себя неразумно. Они во всем видели лишь покушение на свою религию, на свои права и упорно не желали называть вещи своими именами. Их тупое упрямство уже не давало положительного результата, скорее даже наоборот. Своим поведением они только провоцировали русов. И этой цели они добились с лихвой. Видимо, не слышали горожане старинной русской поговорки: «Не буди лихо, пока оно тихо». А потому и не заметили, что лихо уже просыпалось, уже продирало глаза и сладко потягивалось. Совсем скоро оно встанет во весь рост, и вот тогда жителям Бердаа мало не покажется.

А пока жадность противостояла беспечности.

«Уклонился Ибн-Самун (от переговоров), отсрочили русы убийство этих людей (жителей Бердаа), только по причине жадности к тем немногим ценностям, которые они рассчитывали получить с мусульман». Однако жадность была не только со стороны русов. Их можно понять – они собирались домой, а местные жители до последнего надеялись обойтись малой кровью, и многие из тех, у кого возможность откупиться была, жалели свое добро, надеясь обмануть «доверчивых» пришельцев.

И вот теперь лихо проснулось, а хлебать его пришлось всему городу.

«После того как не выпало на долю русов ничего, подвергли они мечу и убили всех до последнего человека, кроме небольшого числа, кто убежал по узкому каналу, по которому проходила вода к соборной мечети, и кроме тех, кто выкупил себя с помощью богатств, принадлежащих ему. И часто случалось, что кто-нибудь из мусульман заключал сделку с русом относительно той суммы, которою он выкупал себя. Тогда рус шел вместе с ним в его дом или его лавку. Когда хозяин извлекал свое сокровище и его было больше, чем на условленную сумму, то не мог он оставаться владельцем его, хотя бы сокровище было в несколько раз больше того, на чем они сговорились. Он (рус) склонялся к взысканию денег, пока не разорял совершенно. А когда он (рус) убеждался, что у мусульманина не осталось ни золотых, ни серебряных монет, ни драгоценностей, ни ковров, ни одежды, он оставлял его и давал ему кусок глины с печатью, которая была ему гарантией от других» (Ибн Мискавейх).

Вот так, и никаких вопросов о нефти. Сокровища и богатство, а больше ничего. Правда, взамен материальных благ жителям выдавали глиняную печать, но она была не столько символом безопасности, сколько символом того, что брать с этого человека уже нечего. И тратить на него впустую время и силы абсолютно незачем.

Тут что-то хлопнуло, полыхнуло, громыхнуло, а затем раздался недовольный оклик, немного напоминающий рык. Извиняемся, мы просто запамятовали, что в диалоге источников всегда присутствует несколько сторон, а Льва Рудольфовича и его мнение мы, увлекшись событиями, обошли. Исправим ошибку. Как говорится, аудитория у ваших ног, Лев Рудольфович, насладитесь.

Тут он и начал: «Для руса-воина тех времен завоевание было не разбойным налетом и возможностью личного обогащения. Оно не только давало права, но и накладывало обязанности по отношению к завоеванным. Русы присваивали лишь – «что с бою взято, то свято» – имущество разбитой и как бы замененной ими воинской знати. Мирное же население облагалось данью, часто – не очень тяжелой».

У «ведущего историка», как всегда, своеобразный взгляд на проблему, и при этом он считает его единственно верным, а потому, преисполнившись уверенности в своей правоте, Прозоров продолжает монолог:

«Русы, по словам Ибн Мискавейха, свое слово сдержали и «вели себя выдержанно». Из описания событий можно заключить, что это еще мягко сказано».

В противовес возмущенному Льву послушаем мнение не менее возмущенного араба:

«Таким образом, скопилось у русов в городе Бердаа большое богатство, стоимость и достоинство которого были велики. Овладели они женщинами и юношами, прелюбодействовали с теми и другими и поработили их».

Насчет юношей Ибн Мискавейх явно погорячился. Поработить, продать в рабство – да, это святое, а вот до подобного разврата на Руси в те времена еще не докатились. Для гридней Свенельда такое поведение было бы несусветной дикостью. Не знали тогда русы ничего о демократических ценностях, а потому к мальчикам не присматривались. Грубы и темны, видимо, были наши предки, тонкой душевной организацией не отличались. Оставим весь пассаж про юношей на совести того, кто его сочинил. Однозначно, что сделал это географ для нагнетания жути, хотя, может быть, те, кто приходил в Бердаа раньше, так и поступали с местным населением. Вот и решил Ибн Мискавейх, что русы не отличаются в своих пороках от завоевателей прошлых лет. И ошибся.

Русским витязям хватало и женских прелестей, а юношей они оставили на продажу, ценителям и эстетам.

Теперь на повестке дня встал другой не менее важный вопрос: а как все это имущество, добытое непосильным трудом, вывезти к себе домой? Задерживаться дольше в городе уже не имело смысла.

«Когда уменьшилось число русов, вышли они однажды ночью из крепости, в которой они пребывали, положили на свои спины все что могли из своего имущества, драгоценностей и прекрасного платья, остальное сожгли. Угнали женщин, юношей и девушек столько, сколько хотели, и направились к Куре. Там стояли наготове суда, на которых они приехали из своей страны; на судах матросы и 300 человек русов, с которыми поделились они частью своей добычи и уехали. Бог спас мусульман от дела их» (Ибн Мискавейх).

Вот так, ни много ни мало, заканчивает свое повествование Ибн Мискавейх. В различных интерпретациях эта же фраза будет упоминаться и другими арабскими историками и географами.

Якут (ум. в 626 г. = 1229 г.), автор географического словаря, в главе о русах посвящает их походу на Бердаа следующие несколько строк: «И они (русы) – те самые, которые в течение года владели Бердаа и опустошили его, пока Аллах не освободил его и не погубил их». Он же дает информацию о том, что русы сумели удерживать город в течение целого года.

Моисей Каганкатваци, живший в конце X века, был родом из Каганкайтука, селения, которое было близко расположено от города Бердаа, мог вполне быть современником и даже свидетелем интересующих нас событий, поэтому его рассказ наиболее ценен для нас. Сообщая о сроке пребывания русов в Бердаа, он определяет его в шесть месяцев. Надо думать, что эта цифра является более точной, чем сообщение Якута о целом годе пребывания Бердаа под властью захватчиков.

Рассказ Моисея не долог, а поэтому мы можем поместить его целиком: «В то же время с севера грянул народ дикий и чуждый – Рузики; не более как в три раза они подобно вихрю распространились по всему Каспийскому морю до столицы Агванской, Партава. Не было возможности сопротивляться им. Они предали город лезвию меча и завладели всем имуществом жителей. Тот же Салар осадил их, но не мог нанести им никакого вреда, ибо они были непобедимы силой. Женщины города, прибегнув к коварству, стали отравлять русов; но те, узнав об этой измене, безжалостно истребили женщин и детей их и, пробыв в городе 6 месяцев, совершенно опустошили его. Остальные, подобно трусам, отправились в страну свою с несметной добычей».