Иван Грозный. Конец крымской орды - Александр Тамоников

– Закрываемся щитами, уходим назад, в лес! – приказал ему сотник.

– Но там, господин, наверняка засада.

– А куда еще идти? Вперед, под стрелы неверных, вверх по склону, под их сабли? Русские могли не закрыть выход из леса, думали прибить весь наш отряд здесь, в овраге. Уходим!

Помощник сотника Камал с ратником Вахидом бежали что было сил к спасительной, как им казалось, роще. Они одолели саженей триста и уперлись в опричников, вышедших из-за валунов.

– К бою, Вахид! – приказал Камал.

Татары выхватили сабли и понеслись на русских ратников.

Игнат Тернин увидел это, усмехнулся и заявил:

– Отчаянные крымчаки попались, прут в лоб.

– А чего им еще остается? – проговорил Хорин, держа, как и все остальные, в руках саблю и нож.

Кузьмин встал немного впереди и слева, Хорин – справа, позади по центру держался Тернин.

Крымчаки неслись вперед, не видя почти ничего. Только в сажени от опричников они сбавили ход, бросились на Кузьмина и Хорина. Татары уступали противникам в ловкости. Небольшие круглые щиты закрывали их, но и мешали видеть все вокруг. Посему удары врагов опричники отбили легко. Потом, чтобы облегчить сшибку, они рубанули по щитам. Крепкая кожа лопнула, деревянные обручи разломились пополам.

Крымчаки отбросили щиты, уже совершенно бесполезные. Теперь в атаку пошли опричники. Они превосходили противника в умении вести одиночный сабельный бой, были обучены не только рубить, но и колоть.

Помощник сотника сумел уклониться от атаки, и сабля Кузьмина прошла вскользь. А вот клинок Хорина пробил кольчугу, вошел в живот крымчака и вышел из спины. Глаза нукера полезли из орбит, ртом хлынула кровь. Он взглянул вниз, на саблю, поразившую его, и упал на колени. Хорин выдернул клинок и рубанул по левому плечу нукера, развалил грудину до сердца. Крымчак завалился на бок, засучил ногами.

Кузьмин же продолжал бой.

На помощь ему сунулся было Хорин, за ним и Тернин, но опричник крикнул:

– Не надо, я сам!

Он выверенным ударом вонзил острие сабли в горло Камаля. Тот рухнул и тоже задергался в предсмертных судорогах.

После этого Хорин трижды крикнул кукушкой.

Десятник Рубач, лучники и пищальники которого выбили едва ли не всех татар, услышал сигнал и ответил на него.

Он видел, как к лесу бросился сотник в сопровождении нукера.

Иван Пестов, перезарядивший пищаль, крикнул ему:

– Фома, прибить охранника сотника?

Рубач ответил тут же, не раздумывая:

– Нет, а то попадешь еще в воеводу ихнего, тогда князья и боярин головы с нас снимут.

Пестов усмехнулся.

– Так уж и снимут? Пожурят, это да, но не более. Наказ понял, не стреляю.

– Там у воевод почти два десятка. Что против них двое крымчаков?

– Твоя правда.

Стрелки пошли к пологому склону, хотели посмотреть, не осталось ли там живых татар.

Сотник тем временем гнал нукера:

– Быстрей, Тимур! Всевышний нам поможет в деле святой войны с неверными. – Тут он увидел на склоне оврага два десятка русских ратников и завопил: – Ай, шайтан!

Нукер глянул наверх и споткнулся. Сотник налетел на него. Они повалились на дно оврага, что вызвало дружный смех опричников.

– Эй, басурмане, полно метаться по оврагу как крысы. Бросайте оружие, идите сюда. Бить не будем, – выкрикнул кто-то и добавил: – Пока.

Это вызвало еще более громкий смех.

Сотник поднялся, пнул ногой нукера.

– Вставай, Тимур!

– А толку, господин? Мы в капкане, из которого не выбраться.

– Уйдем. Вперед, Тимур!

Нукер понял, что если бы русские хотели убить сотника, то уже достали бы его стрелой или пулей, но они не трогали Байтугана. По всем стреляли, а по нему нет. Воин сообразил, что русские желают взять сотника живым, а вот сам он таковым им не нужен. Это значит, что они его прибьют. А сотник, который вел отряд вдоль засечной линии русских, будет жить в полоне. Потом его обменяют на русского стрелецкого начальника или купца. Байтуган вернется в свой дом, к женам, труп же нукера сгниет в этом овраге.

– Чего застыл? – крикнул сотник. – Вперед, бегом!

– Бегом, говоришь? Сам в полон, а меня на смерть посылаешь?

– Ты с ума сошел, Тимур? Что за речи? Ты обязан охранять меня.

– Обязан, но что-то не хочется мне подыхать, если ты останешься жить.

– Да как ты смеешь? – Сотник занес над нукером саблю.

Тот уклонился, и кривой клинок просвистел мимо. Нукер, куда лучше подготовленный к бою, одним ударом выбил саблю из рук сотника, свалил его с ног, прижал к земле, заломил назад руки.

– Ты, шакал, поплатишься за это! – змеей прошипел сотник. – За измену тебя на куски порубят, а с тобой и семью, весь твой продажный род!

Нукер врезал ему по затылку, и сотник лишился сознания.

Все это видели сверху Хворостинин, Бордак, Парфенов и Гурдин.

– Во как! – воскликнул Гурдин. – Этого я не ожидал. Это что же получается, нукер своего господина прибил?

Тимур тем временем поднялся, отбросил оружие и крикнул:

– Я сдаюсь, отдаю вам сотника в обмен на жизнь.

– Отойди назад, ложись на землю, вытяни руки вперед.

– Но ты обещаешь мне жизнь, воевода?

Что оставалось делать князю? Нукер мог прыгнуть на сотника и удавить его.

– Обещаю, но пойдешь в полон, свободы не дам.

– Того и не прошу. – Нукер сделал несколько шагов назад, лег на землю, вытянул руки вперед.

– Веревка есть, Василь? – спросил Бордак.

– А то как же. У охотника она всегда с собой.

– Вяжи нукера, да не бей!

– А если легонько? Уж очень ненавистны мне эти крымчаки.

– Я сказал, не бить.

– Уразумел, исполняю.

Пока Гурдин занимался нукером, который дал спокойно связать себя, Парфенов привел в чувство сотника, плеснув ему в лицо воды из бурдюка.

Тот тупо посмотрел по сторонам, пошевелил руками, ногами.

Хворостинин взглянул на него и сказал:

– Не балуй! Ты мне нужен живой, но не целый. Дернешься, отрублю руку! Это понятно?

Сотник пришел в себя, с трудом сел на корточки, потер затылок, обернулся и сказал нукеру:

– Ты сам выбрал свою судьбу, шакал!

– Гляди на воеводу! – приказал ему Бордак.

Сотник повернулся.

– Чего надо?