Запретный мир - Александр Громов

Чего угодно ожидал от врага Пуна – но не этого! Несокрушенный (и сокрушимый ли?) небывалый строй воинов Земли пропускал вопящую толпу детей Соболя мимо себя, прямо к невидимой Двери! Да в уме ли Растак? Или его голова одурманена злыми духами, что, по слухам, подсказали ему сначала приютить у себя пришлых из Запретного мира, а теперь начать бесполезную и бессмысленную войну?! Худо народу, у которого вождь не знает, что делает!..

Убавившееся в числе, но еще грозное войско Соболей, бросив бесполезно долбить медью о гранитную твердь фаланги, слитно потекло мимо, боронясь редкой щетиной уцелевших копий, опасаясь каверз коварного врага. Вырвались – и огласили поле воплями торжествующей радости. Отступая попятным шагом, иные оборачивались и с издевкой приспускали штаны – нате вам, друзья-соседи! Съели? Дверь – наша, и сейчас вы у нас запоете совсем другим голосом…

Фаланга развернулась окончательно. Теперь еловая роща осталась за спиной, в одном перестреле впереди воины Соболя образовали неровный оборонительный полукруг, за которым их чародей спешно искал Дверь, а еще дальше кровавела последними лучами заката верхушка скальной стены. За спиной Соболей больше не было спасительного леса.

Фаланга, состоящая теперь всего из одной полновесной шеренги да десятка не оставивших строя легкораненых во второй, медленно двинулась вперед. Половина воинов держала наготове луки, которые так легко бросить, подобрав взамен любое копье из тех, что в изобилии валяются на месте первой сшибки…

– Посма-атрива-а-ай! – взревел Растак.

Вовремя. За темным полукружьем врагов кто-то вздел руки, и воздух перед чужим чародеем очень знакомо помутнел и задрожал.

– Бей!!!

Тявкнули разом десятки тетив, свистящей стаей понеслись стрелы. Видно было – кто-то из Соболей метнулся к колдуну, пытаясь в последний момент прикрыть его хотя бы собой…

Не успел. Поднятые руки опустились, как подрубленные. Мутное дрожащее пятно пропало. Единодушный крик боли и ужаса, исторгнутый Соболями, отразился от скальной стены и пошел гулять среди безразличных ко всему гор. И сейчас же оборонительный полукруг, в единый миг вновь превратившийся в вооруженную толпу, рванулся навстречу стене щитов – в последнюю отчаянную атаку, уже ничего не решающую в судьбе племени Соболя…

Нахлынули яростно, не щадя себя – и так же отхлынули, остудив боевой порыв о непробиваемую стену. Третья атака оказалась самой короткой и не стоила воинам Земли ни одного убитого. Надломленный враг еще огрызался, но уже отступал, вернее, бежал перед фалангой, также пустившейся бегом. Крылья ее опять загибались вперед, оставляя Соболям только один путь бегства. Очень короткий путь. Всего лишь до подножия неприступной скальной стены.

Среди чужих мертвых и раненых Растак нашел одного, одетого не в обычный боевой кожан с нагрудными бляхами или без, а в расшитый балахон, увешанный амулетами. Чужой чародей, битый тремя стрелами в грудь, живот и шею, еще жил, царапал пальцами каменистую землю и трудно, хрипло дышал. Такие не выживают, но все-таки…

Вождь подманил к себе ближайшего воина, указал на раненого:

– Этого – добить. Его одного.

…Безнравственная тварь!

Теперь твое я вижу направленье!

А.К. Толстой

Скарр проснулся от непривычной свежести воздуха и понял, что в землянке погас очаг. Вроде бы и немного тепла давали рдеющие угли, больше дымили, чем грели, но все-таки это было тепло, необходимое старым костям даже летом, блаженное тепло, прогоняющее волглую сырость, убаюкивающее ноющие боли в ногах. Старик зазяб под одеялом из шкур, недовольно поворочался, подтянул к подбородку острые колени и минуту спустя понял, что уснуть вновь ему уже не удастся. Тогда он открыл глаза и хрипло позвал:

– Юмми…

Землянка была пуста. Юмми не было и, судя по остывшему очагу, не было уже давно. Куда же она могла подеваться? Последнее время не отлучалась надолго, чаще сидела в землянке тихо, как мышь, думала о чем-то своем, неохотно отвечала на расспросы, но не забывала ухаживать за дедом, поэтому было сытно и тепло. Что случилось сегодня?

Он позвал снова:

– Юмми, внученька…

Сказал с трудом и сам удивился, как вообще сумел выговорить такое. Какая она внученька? Внук, вернее, правнук. Будущий чародей племени Земли… если все пойдет как надо. А это, по правде говоря, еще неизвестно.

Вчера он потратил битый час, пытаясь образумить глупую девчонку. Вот помрут чужаки, тогда все само как-нибудь образуется, а пока… Растак неглуп, но гневлив, в ярости он способен поднять руку и на чародея, и на ученика. Да что там руку – прикажет воинам вздеть обоих на копья, вот и вся недолга. А воины злы… И потому место Юмми не здесь, нынче же ночью она должна обмануть сторожей и бежать к Соболям или Волкам, пересидеть там тревожное время. Хотя… о чем это она говорила третьего дня? Сторожей больше нет? Тем лучше. Это еще не значит, что гнев вождя иссяк, Растак умеет быть коварным, это значит лишь, что бежать будет легче…

Скарр с кряхтеньем сел на лежанке, нашарил клюку, встал. Его голос зазвучал громче и требовательней:

– Юмми!

Нет ответа. Пошатываясь и приволакивая ногу (что такое? раньше ведь не было…), старик доплелся до входа, отдернул шкуру и, щурясь от солнца, исподлобья оглядел округу. По-прежнему в нескольких шагах журчал ручей, отделяющий жилище чародея от остального селения, по-прежнему через текучую воду был перекинут мостик о двух бревнах с навесной жердью на уровне пояса для удобства и сохранения достоинства старших, ибо негоже им, ненароком поскользнувшись, лететь в ручей. По-прежнему на той стороне там и сям курганчиками возвышались крыши домов-землянок, поставленных с виду как попало, а на деле там и только там, где слой каменистой почвы не прятал под собою скалу. Стражи по ту сторону мостика и впрямь не было.

Где Юмми? Почему ушла, не предупредив?

Скарр начал сердиться и не сразу заставил свои мысли войти в разумное русло. Может быть, с ней уже случилась беда? Нет, с ней одной – вряд ли… Допустим, Растак услал «мальчишку» по какому-нибудь важному делу, требующему присутствия чародея посильнее Ер-Нана… Может быть, из смежного мира кто-то воззвал о помощи или какой-нибудь сородич отравился спорыньей и буйствует? Или возникла нужда переговорить с соседями на границе? Да, скорее всего так. Если иначе, если вождь решил мстить – почему тогда начал с Юмми? Чтобы причинить напоследок невыносимую боль? Нет, столь изощренная месть не в духе Растака…

Слегка успокоившись, старик заметил у порога принесенный кем-то горшок – соплеменники, по обыкновению, не решались входить в землянку колдуна. Хм, еще теплый… По запаху – тушеная дичина с грибами. Лучше воздержаться: грибы бывают всякие… Когда вождь не ладит с кудесником, один из них нередко уходит к предкам без их зова и видимой причины.

Медленно и терпеливо Скарр одолел земляные ступеньки перед входом в землянку, доковылял до мостика и так же медленно, держась за жердь, перебрел на другой берег. Пожалуй, сегодня в селении было тише обычного. Одна лишь Кана, жена внука, похожая на толстую встрепанную курицу, попалась навстречу по дороге на площадь и, знамо дело, побоялась заговорить с колдуном, вдобавок опальным, зато, сворачивая в проулок, метнула в старика торжествующий взгляд – с чего бы?