Окопная правда Чеченской войны - Анатолий Тишин

Конфликт на этнической почве произошёл и в Дагестане. Чеченцы, заселившие село Новосельское и изгнавшие из него представителей всех остальных национальностей, развернули террор в отношении аварцев, проживавших в соседнем Моксобе. Действовали по отработанной «чеченской» схеме: запугивали, угрожали, постоянно нападали, будучи в численном большинстве избивали аварских детей и подростков, требовали оставить свои дома, обещая повторить бороздиновский вариант. Толпа чеченцев устроила погром в Моксобе. В результате были сильно избиты и попали в больницы несколько человек, в том числе и глава сельской администрации. К аварцам приехало подкрепление из горных районов, в результате чего был предпринят ответный рейд в Новосельское. Получив отпор, чеченцы несколько утихомирились, но очаг напряжение по-прежнему сохраняется.

Таковы кавказские реалии. Местное чиновничество ворует и строит дворцы, этнические кланы дерутся за власть, свирепствуют чеченцы, милиция охотится за ваххабитами (хотя, часто бывает наоборот), взрывы, вооружённые стычки и убийства. Одна часть дагестанцев усиленно пытается жить в соответствии с религиозными канонами, другая часть не менее стремительно вестернизируется и разлагается, хватая вершки европейской цивилизации, а третья — просто торгует, ворует и спекулирует, особо не задумываясь о завтрашнем дне…

Игорь Бойков, г. Махачкала

«Лимонка» № 310, декабрь 2006 г.

Мусульмане просыпаются рано. Без двадцати шесть махачкалинское радио «Прибой», на которое настроен наш радиоприёмник, заводит утренний азан (молитву). Правоверные, подъём! Кто долго спит, тот шайтану угождает. Минут через пять местный чеченский мулла спешит поднять своё село. В морозном воздухе, над Энгиноем и палатками псковской дивизии разносится его торжественное, мощное пение. На фоне заснеженных гор это смотрится очень впечатляюще. Наверное, здорово знать, что в эти минуты миллионы твоих единоверцев во всём мире, как один человек, просыпаются и произносят богоугодные слова: «бисмилла… иншалла…»

Обычно я тоже не пропускал это время. Вылезал из спального мешка и садился у печки, глядя на огонь. Тихо кругом, только радио бормочет. Все спят. Армейский дурдом начнётся позже. Сидишь и думаешь обо всём. Что до конца командировки осталось немного. Что письмо Лимонову в Лефортово опять забыл отправить. Что у БМД (боевой машины десанта) первой роты сегодня надо будет двигатель поменять. Тишина…

Внезапно со стороны сапёрной роты раздались какие-то странные звуки. Что-то среднее между скулёжем побитой собаки и овечьим блеянием. Я прислушался. Голоса вроде русские. И слова тоже чем-то знакомы. «Россия священная наша держава…» Точно! Гимн гундосят. Что это на них нашло? Я вышел из палатки. «Да залетели они вчера. Кэп (командир полка) несколько «бычков» в их палатке нашёл, да ещё по мелочи там всякое… Вот ихний ротный и выслуживается. Вчера целый день палатку с места на место перетаскивали, а теперь гимн запели» — пояснил ситуацию наш часовой.

Да-а, причина уважительная. Займёт рота последнее место и выделят ей «боевых» меньше всех. Или вовсе не дадут. Части офицерских доходов как не бывало. Надо стараться, грехи замаливать. Но не самим же петь, позориться! И прапорщикам в падлу… Да и солдат, которые характером покрепче, не заставить. Вот и блеют одни «слоны». Жалобно так…

Чечены в ауле, поди, обхохотались. Что такое? Они ещё флаг подымают! Во комики! С американцев пример берут. Те, по фильмам, каждое утро так выдрючиваются. Да ещё руку к сердцу прикладывают, будто мотор шалит. Только у американцев «шакалы» тоже поют. И сержанты. «Слонов» в таком случае и пинать не надо — сами запоют с превеликим удовольствием. Великая вещь — свой флаг. Когда-то и мы его имели. В России же всё наоборот — кричат о «патриотизме» одни, петь заставляют других.

Как в старом анекдоте… Выстраивает офицер солдат: «Так, вашу мать, разэтак! Водку пьянствуем, дисциплину нарушаем? А Родину кто защищать будет? Я, что ли? Да на хрена мне это надо!».

Я вернулся в палатку. Из спальника высунулся заспанный Михайлыч.

— Рахим, что это было?

— Это сапёры. Они теперь каждое утро гимн петь будут.

— Ну, ни хрена себе! Во дятлы… — и снова нырнул обратно.

Я усмехнулся. Наши «шакалы» нас заставить петь не смогли бы. Потом надел промасленную спецовку и пошёл менять двигатель. «Шакальё» испытывало непреодолимое отвращение к труду и на стоянку поломанной техники не совалось. Мне с ними общаться тоже было неохота…

Рахим Джунусов

«Лимонка» № 309, ноябрь 2006 г.

Здравствуйте уважаемые национал-большевики! Я, Касьянов Александр Иванович, пенсионер, русский, родом из кубанских казаков. Ваша публичная деятельность убедила меня в том, что наши взгляды на политические и социальные темы во многом сходны, и было бы полезно поделиться некоторыми из них. Разумеется, наши возможности весьма ограничены, но это совсем не значит, что мы, как и тысячи других русских, лишены Божьего дара: силы, ловкости, смелости и других полезных талантов и способностей.

Сейчас у меня восьмой десяток за плечами, но память не подводит, ещё не прохудилась. Хочу рассказать о тревожных временах и о событиях мало кому известных сегодня, а точнее всего, совсем неизвестных нынешнему поколению.

Шёл мне девятый год, когда родители ушли на фронт с Панфиловской дивизией и сгинули навечно, защищая Москву. Царство им небесное и вечная память! Вырос я на юге Казахстана в казённом доме, на одной из горных железнодорожных станций, рядом с трассой великого Турксиба. Изведал и тяжесть сумы, и вонь станционных КПЗ, забитых полчищами голодных клопов, и «милость» милицейских кирзачей. Так что глубокие меты государственной «заботы» мы носим всю жизнь и на своём теле, и на душе, и на сердце, каждый — свои. В ту пору, нелёгкая жизнь научила нас, — детдомовцев, — многим житейским премудростям: разбираться в недетских делах по-взрослому, без робости давать сдачи обидчикам, уносить ноги в случаях крайней опасности. Иногда нам приходилось терять близких и дорогих друзей.

Вместе с войной беда обрушила на нас холод, нищету, бездомье, и ненавидящих всё русское и русских чечено-ингушских переселенцев. Чечено-ингушей в экстренном порядке, в средине 1943 года, сослали в засушливые районы Казахстана и расселили в предгорьях Ала-Тау. Согласно правительственному указу: не ближе 40–70 километров от Транссибирской магистрали и крупных городов. А сослали этих людей по приказу наркома Берии в далёкие тылы России, подальше от фронта за массовые дезертирства и предательства в тяжёлые годы войны при подходе фашистских войск к границам Западного Кавказа.

После переселения ссыльных в горный Казахстан они, вопреки распоряжениям органов НКВД и Советской Власти, разбрелись по всей территории республики. Появлялись они и на крупных восточных базарах, торгуя ворованным скотом, различным шмотьём и даже оружием. Забредали они на железнодорожные станции и мелкие разъезды. Занимались грабежами и разбоем. И везде, где бы они не появлялись, повсюду, затевали безмотивную поножовщину, чинили дикий беспредел! Жгли дома и зимние запасы сена, угоняли скот, били птицу, насиловали женщин и убивали. Как профессиональные мясники, в отместку за чьи-то прегрешения, не щадили ни суворовцев, ни даже калек-фронтовиков, будто бы мы были главными виновниками свалившихся на их головы всех бед и страданий. Наваливались стаями на жертв как голодные волки.