Творцы грядущего - Алекс Бонд

– А чем вы конопатили промежутки между столбами, чтобы не пропускать воду? – спросил Билл.

– Мы их не конопатили. Мы наполняли цилиндры глиной, которую вычерпывали со дна гавани. Тяжесть глины заставляла цилиндры разбухать и плотно сгоняла соединения. Потом вот еще что нам помогало: как только столбы погружались в воду, они начинали обрастать всякими водяными тварями и обрастали так плотно, что все щели были закрыты. Да и сама глина служила отличной замазкой. Между цилиндрами мы устраивали маленькие арки, которые тоже заполняли глиной.

– Когда стена кессона была закончена, а цилиндры и арки наполнены глиной, мы начали выкачивать воду из кессона. Но трудности еще не кончились. Нам пришлось прекратить выкачивание, потому что давление глины на нижнюю часть кессона заставляло его стены поддаваться внутрь. Вы видите, на них давила глина и их в то же время нечем было наполнить, кроме глины. Лучше было бы наполнить их камнем, но камня не было под рукой. А когда отрыли «Мэн», то укрепили стены распорками от одной стены до другой.

– А какой вид имел «Мэн»?

– Судно? Ужасный вид! Жуткая путаница стальных частей, какую я когда-либо видел. Комиссия, которая осматривала судно, нашла стальную пластинку, которая была изогнута так, что без малейшей тени сомнения доказывала, что судно получило сильный удар извне, т. е. было взорвано миной. Изгиб показывал, что это было медленно действующее взрывчатое вещество, над которым комиссия долго ломала голову, пока не установила, что это вещество фабрикуется местными жителями. Добыли этого вещества, проделали несколько опытов, которые вполне подтвердили догадку. Кормовая часть судна сохранилась сравнительно хорошо, но все было покрыто толстым слоем черной грязи, а та часть, которую не засосало в грязь, была сплошь покрыта раковинами. Корпус был разрезан ацетиленовой горелкой, но, я думаю, вы не знаете, что это такое?

– Нет, мы знаем, – заявил я. – Мы видели, как ею работают. Это пламя кислорода и ацетилена, которое так горячо, что режет железо.

– Тогда вы должны также знать: это пламя такое горячее, что оно режет даже железо, но не может все-таки резать дерево.

– Неужели? Почему же не может?

– Очевидно, пламя недостаточно сильно, чтобы расплавить железо, оно только накаляет его добела. После этого на металл выпускают тонкую струйку кислорода, и он сгорает вместо того, чтобы плавиться. Вы знаете, что ржавчина – окисленное железо, и горелка плохо прожигает ржавый металл, потому что корка ржавчины уже поглотила весь кислород, который она способна поглотить. Прежде, чем пользоваться горелкой, надо было соскоблить ржавчину, но после этого уже горелка, которая может на дереве провести только бороздку, резала броневую сталь восемь дюймов толщиной без всякого затруднения; нам приходилось только следить, чтобы окалина от горящей стали могла вытекать.

Когда очистили большую часть корпуса, то прикрепили цепи к тем частям, которые хотели поднять, но уже после того, как была пущена вода. Потом принялись за очистку кормовой части, отрезали ее от носовой части и закрыли перегородкой. Приходилось быть очень осторожным во время работ в этой черной грязи. Малейшая царапина об острые края раковин могла вызвать заражение крови. Чудо, что никто не получил опасных повреждений. Одно из самых странных приключений произошло как раз со мной.

Я однажды ночью забрался во внутренность судна и вдруг ударился затылком об обнаженные провода электрического мотора, который работал на одном конце судна. Сильный разряд тока сократил мои мускулы так, что я не мог двигаться. Я остался в темноте, и мне пришлось взывать о помощи. Я думал, что меня никогда не услышат. Только минут через 10–15 пришли ко мне на помощь, но мне, конечно, показалось, что прошли долгие часы. Во всяком случае, я отделался благополучно.

– Неужели там работали ночью?

– Да, одно время работали. Мы получали электрический свет из Гаваны. Когда кормовая часть «Мэна» была готова к подъему, то боялись, что грязь будет засасывать ее вниз и не даст ей подняться. Поэтому просверлили в корпусе отверстия, через которые вода могла переливаться и смывать грязь. Но это оказалось ненужным. Распорки, которые упирались одним концом в кессон, а другим в корпус судна, чтобы стены кессона не поддавались внутрь от давления извне, были осторожно отведены наклонно кверху и прежде, чем мы успели опомниться, вырвали корпус из грязи. Когда в кессон была пущена вода, судно, или вернее часть его, стала легко всплывать. Конечно отверстия, которые проделали в нижней части корпуса, были предварительно заткнуты, но они же помогли потом при погружении судна.

Чтобы вывести судно из кессона, пришлось удалить два цилиндра. Тогда мы увидели, как плотно прикрепились раковины: пришлось отбивать их паровым молотом.

Вы, наверное, сами читали, как происходило погребение «Мэна» в море. Но после того, как его погрузили, произошло одно интересное событие. Во время взрыва верхушка одной из башенок была отброшена так далеко, что затонула возле самого кессона. И оказалось, что она лежит выше той глубины, до которой гавань должна была быть очищена. Она была слишком тяжела, чтобы ее поднимать, и пришлось ее затопить. Вокруг нее вычерпали траншею, подрылись под нее насколько возможно и заложили мины. Потом взорвали мину на ее верху, и она опустилась до предписанной глубины.

– Но вы посмотрите только, который час! – перебил он сам себя, внезапно посмотрев на часы. – Я рад бы проболтать целый день, но мне нужно еще многое сделать прежде, чем ехать с ночным поездом в Сантьяго.

– Еще одно приключение! Никогда не слыхивал ничего подобного! – воскликнул дядя Эдуард.

Мы были в Новом Орлеане, в гостинице, и рассказывали ему о нашем приключении на «Магдалине».

– Это, наверное, относится к телеграмме, которую я получил.

– К телеграмме? – тревожно спросил я.

– Ты, наверное, написал о своем приключении домой, Джим?

– Да. Я написал маме письмо из Нассау.

– Ну, так вот ответ.

И он вынул из кармана телеграмму. «Пришлите Джима домой, у него слишком много приключений».

У меня сердце упало.

– А вы не могли бы уговорить их, чтобы они позволили мне остаться еще немного?

– Я удивляюсь, Джим. Ты просишь, чтобы тебе позволили не возвращаться домой?

– О, вы же понимаете, о чем я прошу. Я буду очень рад вернуться домой, когда придет время, но я так боюсь пропустить что-нибудь интересное.

– А я знаю, у вас есть что-то в проекте. Иначе вы не стали бы договариваться с нами о том, чтобы встретиться в Новом Орлеане, когда мы были уже близко от Нью-Йорка.

– Ты настоящий Шерлок Холмс, – засмеялся дядя Эдуард. – Дело в том, что я собирался сделать маленькую экскурсию по своему собственному почину и радовался возможности взять вас с собой. Но дело, как будто, похоже на то, что тебе придется ехать сейчас прямо домой. И тогда у меня останется только один Билл.