Вы друг друга стоите - Сара Хогл

Предполагается, что одна из этих фотографий должна стоять в рамочке на его прикроватной тумбочке. Но там только лампа. Сердце ухает вниз, как вдруг я замечаю рамку на стене. Он заменил ту фотографию с помолвки с принужденными улыбками на воспоминание, которое переносит меня в прошлую зиму, всего несколько дней после того, как он сделал мне предложение. Она немного смазанная, и рука у меня непропорционально огромная, потому что я вытянула ее вместе с фотоаппаратом.

Судя по красной краске на заднем плане, мы стоим на кухне его друга Дерека, празднуем новоселье; в качестве подарка мы в шутку выбрали стреляющее маршмеллоу ружье. Николас стоит рядом, положив голову мне на плечо, и в последний миг мы оба поднимаем головы наверх, заметив прилипшую к потолку зефиринку. На снимке я машинально обнимаю его, запустив руку в волосы, прижимая к себе. Внезапно приходит осознание, как давно это было, и этот нежный жест… И вот постановочный снимок становится непринужденным.

Только мигнула вспышка, как зефиринка свалилась на Николаса, и все рассмеялись, спрашивая, успела ли я заснять.

Нет, я сфотографировала миг до этого.

Какая жалость.

Интересно, когда Николас напечатал фотографию? И почему именно ее, из сотни наших общих? Почему захотел повесить на стену? До этого момента я считала, что она есть только в моем «Инстаграме». Я просто стою и смотрю на нее, и от новых эмоций и мыслей получается новое воспоминание.

В его спальне я уже пробыла слишком долго – в его, не нашей, и стоит поторопиться, успеть проскользнуть обратно к себе, пока меня не застукали, но нужно узнать кое-что еще. Моя миссия – тщательно изучить вещи живущего здесь человека, все, к чему он прикасается каждый день. Я видела их все столько раз, что привыкла, поэтому концентрация необходима – надо взглянуть на все глазами новой Наоми.

Роюсь в ящике тумбочки, рассматривая каждый предмет: коробочка для контактных линз и флакон с микстурой. Очечник. Старый зарядник, который уже не подходит к его новому телефону. Пачка «Скиттлз». Ручка и блокнот из отеля Holiday Inn, где я на первом листке нарисовала улыбающуюся рожицу. Обертка из-под китайских палочек, которую уже хочу выкинуть, но замечаю, что концы связаны вместе.

И я вспоминаю.

Несколько месяцев назад Леон купил на всех китайской еды. Николас заехал в «Барахолку», выглядя нелепо в своем черном пиджаке и туфлях с декоративной перфорацией. Наверное, из-за насмешек над этим типично роузовским гардеробом он так и любит свои хаки: «Видите! Я тоже могу выглядеть неформально».

Он хотел сделать мне сюрприз, повезти на ужин, и не мог понять, почему я предпочитаю дешевую еду навынос, не такую уж и вкусную, престижному ресторану, до которого целый час ехать. Здесь, в «Барахолке», я была частью семьи. А он – посторонним, недовольным, что я разрушила его планы. Что у меня появилась новая семья, куда его не приглашали.

Сюрприз не удался, и Николас не мог решить, что делать, сомневаясь, уместно ли его присутствие. Неловко, в явном напряжении он пару минут бродил по магазину, бросая на нашу смеющуюся компанию странные взгляды. Я не присоединилась к его скитаниям между стеллажами, остро чувствуя неприязнь половины моих коллег. Мне не хотелось, чтобы они перенесли это же отношение и на меня, а подойдя к Николасу, я бы тоже стала чужаком.

Так что я осталась на своем месте, не пытаясь сгладить неловкость. Не пробуя вовлечь его в наш разговор. Собрала у всех обертки из-под палочек и сделала из них браслеты, которые мы тут же надели, даже Мелисса. Николас подошел, когда я связывала концы последней, лишней бумажки, так что, запоздало сообразив, я отдала браслетик ему.

А он его сохранил. Мог запросто выбросить во время переезда, но нет, вот он. Николас втайне сентиментален.

Я держу в руках этот кусочек мусора, сохраненный в ящике как сокровище, горло жжет. Снизу слышится кашель, и я, быстро вернув все на место, поспешно выхожу из комнаты.

Николас лежит на диване на первом этаже, кашляет, но не просыпается. Рядом на полу и на кофейном столике горка использованных салфеток. Одеяло сбилось, будто он всю ночь ворочался, рубашка задралась, обнажая впалый живот. Волосы разлохматились, очки сбились на сторону, щеки горят румянцем. Такой милый, совсем юный.

Аккуратно снимаю с него очки и кладу на столик, а потом касаюсь лба. Влажный, но жара нет. Моего взгляда он не замечает, так что можно рассматривать, сколько захочу. У него настолько элегантное телосложение, что я его почти ненавижу. Еще эмбрионом он избавился ото всех генов Гарольда и с возрастом будет выглядеть только благороднее.

Коробка из-под салфеток пустая, так что я достаю из кладовой новую. А потом замечаю, что ночь у него выдалась непростая: по всему столу под ящичком, где обычно хранится что-то простое вроде средств от аллергии или изжоги, рассыпана целая аптека, а в раковине стоит пластиковый медицинский стаканчик с капелькой вишнево-красного сиропа. Мне приходит в голову, что он, скорее всего, спал внизу, чтобы не разбудить меня кашлем, и сердце екает.

Роюсь по ящикам, нахожу пакетик с леденцами от кашля и оставляю на столе.

– Конечно, тебе же позарез понадобилось каноэ, – бормочу я себе под нос, переходя в малую гостиную. Перелезаю через его стол к окнам и чуть не ахаю.

За окном настоящая сказка. Поблескивающие белые снежинки хорошим (сантиметров десять!) слоем укрыли все, даже пруд, значит, каноэ никуда не убежит. Его сковал лед прямо посередине. От невероятной красоты леса захватывает дух, прямо за ним начинает подниматься солнце, просвечивая сквозь покрытые снегом веточки, превращая их в витраж.

Мне хочется, чтобы Николас проснулся и увидел это, но, с другой стороны, снег не вызывает у него ощущения волшебства, как у меня. Для него снег означает, что надо поехать и…

Вот блин.

Счастье лопается, как воздушный шарик. Николас как-то оставил меня в книжном магазине, подождать, пока он съездит к родителям, чтобы достать покупки из машины Деборы и занести их в дом под проливным дождем. Потому что она позвонила и попросила. Он косит им траву, чинит вещи по дому, заботится об их записях, приемах у врача и финансах. Он неисправимо заботлив и будет нянчиться с ними всю жизнь, даже если им это не очень нужно.

Я смотрю на несчастного Николаса, дергающегося на подушках при каждом кашле и несмотря на это так и не проснувшегося. Он болен, измотан, и все равно его это не остановит – поедет и будет чистить им дорожку. Потому что это Николас. Он просто такой.

Я снова выглядываю в окно, на снег, на градусник, опустившийся до отметки минус семь градусов.

«Нет!» – возмущенно решаю я.

Ни за что на свете.

Остановить его можно только одним способом, так что им я и воспользуюсь. Тянусь за своим пальто и шапкой, но потом вижу его одежду и окидываю ее задумчивым взглядом. Может, и неплохая мысль надеть что-нибудь покапитальнее. Натянув экипировку охотника за привидениями и подвернув штаны чуть ли не на километр, чтобы не запутаться в собственных ногах, я решаю: гулять так гулять, и беру его смешную ушастую шапку. Она пахнет им, что меня странно успокаивает, хотя ведь он и так здесь, рядом, а сам флис очень мягкий и уютный.