Твой шёпот в Тумане - Мария Лунёва

Плакать хотелось от непонимания происходящего.

Повернув голову, я уткнулась в широкую обтянутую лёгким кафтанном мужскую грудь. «Всё наладиться, — мысленно взбодрила я себя, — встанет на свои места.

Нужно только потерпеть и подождать».

Плюнув на всё, обняла мужчину.

Мы выехали за врата. Как-то рассеянно я поглядывала на попадающихся на нашем пути местных и северян. Они бросали в нашу сторону странные улыбки и шушукались, наверняка растаскивая сплетни. Раньше меня бы это задело. Я не любила, когда наша семья становилась центром деревенских новостей.

А сейчас на душе царила странная безмолвная пустота.

Мы выехали на дорогу и устремились в сторону тумана на заброшенный древний тракт. Проходили минуты, никто из нас так и не обронил ни слова. Мне нечего было ему сказать. Наверное, ему тоже.

— Куда дальше? — спросил ровным голосом Вульфрик, когда мы оказались на развилке.

— Налево, — негромко подсказала я.

Мы повернули и снова замолчали. Вскоре между деревьями стали появляться обрушенные деревянные стены домов и покосившиеся сгнившие заборы. Ни одного целого строения не осталось. Это место пугало. Отталкивало и угнетало.

Я поняла, почему мужики прозвали деревню — «гибняк».

Деревня и, правда, оказалась мёртвой и истлевшей.

Мы проехали возле очередного скосившегося забора. В пыли у завалинки я увидела старую грязную вылинявшую лошадку — качалку. Когда-то и у меня была такая же.

Эта игрушка почему-то испугала. И наполнила, как именно погибли люди, жившие здесь.

Я, поёжившись, озиралась ещё внимательней.

Почерневшие потрескавшиеся трухлявые брёвна, заросшие бурьяном огороды, покосившиеся завалинки, лопнувшее колесо от телеги и будка с цепью. Невольно. я прижалась к варду.

Солнце низко склонилось к горизонту и день подходил к концу.

Я всё ещё не понимала, зачем было ехать сюда сегодня в сумерках. Чтобы нервы себе пощекотать?!

Вульфрик молчал и также внимательно смотрел по сторонам.

Наконец, мы выехали на окраину, где возвышались руины сгоревшего храма, а за ним развалившийся от старости дом жреца.

— Значит, говоришь, храм сгорел за пару дней до праздника урожая, — негромко уточнил северянин.

Я кивнула. Мы подъехали к развалинам, покрытым слоем копоти, и остановились.

Само здание храма уцелело. Обрушилась лишь крыша и крыльцо, дверь, ведущая в помещение, была заперта. Спешившись, Вульфрик подошёл к ней и с силой дёрнул. Противно скрипя, она подалась и открылась.

Даже удивительно, что не развалилась и не сорвалась с петель. Мужчина заглянул внутрь и осмотрелся. Я же хотела просто уехать отсюда подальше.

— Ну как со мной пойдёшь или здесь подождёшь? — спросил Вульфрик, не глядя на меня.

Я осмотрелась вокруг. Такая тишина, даже ветра неслышно. Эти жуткие развалины: окна как пустые глазницы, висящие на ржавых петлях калитки. Всё это наводило ужас.

— С тобой пойду. — уверено шепнула я, лишь бы одной не оставаться.

Вард отошёл от двери и внимательно на меня посмотрел, заглядывая в глаза и нервируя ещё больше.

— Это хорошо, что мы опять на ты, — прищурившись, хмыкнул он. — Может раз в день тебя сюда вывозить, это злачное местечко, оказывается, сближает.

Я прикусила губу и отвела взгляд. Он едва слышно засмеялся.

— Слезай с лошади и пошли, раз не хочешь оставаться здесь одна.

Ухватившись за седло, я попробовала тихонечко спуститься. Но быстро сообразила, что кубарем скачусь, и, наверняка, приземлюсь на мягкое место. Шеус дёрнулся и напугал меня ещё больше. Северянин наблюдал и, кажется, чего-то ждал. Поджимая губы, не сводил с меня взгляда.

— Надо научить тебя ездить верхом, — сделал свои выводы Вульфрик, — у нас в конюшне найдётся пара старых смиренных кобылок.

Старых кобылок! Значит, жене мужа он подарил белоснежную лошадку, а мне старую кобылку. От такого открытого пренебрежения мне стало не по себе.

— Не нужно, спасибо, — негромко, но уверенно ответила я.

— Почему же не нужно? — хмыкнул Вульфрик.

— А вдруг издохнет подо мной какая из ваших старых кляч, что вы мне так щедро предложили, а спросите вы потом с меня, как за жеребенка. Я уж лучше пешком по старинке, — съязвила я. Да, потому что обидно было, раз уж назвал женой, так и дари мне подарок не хуже, чем женщине своего брата.

Услышав мои слова, Вульфрик подошёл на шаг ближе, и смерил нечитаемым взглядом. Поджал губы, да так, что на его щеках желваки заходили. Но смолчал.

Только сощурился недобро. Неуклюже качнувшись, я крепче вцепилась в седло.

Вард подошёл ещё ближе, видимо, опасаясь, что я таки скачусь в грязь. Вся ситуация выглядела глупо и нелепо. Мы как два быка перли друг на друга, не желая уступать. И кто-то должен был смириться и подчиниться.

Выдохнув, я, наконец-то, призналась перед самой собой, что перегнула палку.

Зачем хамлю и грублю? Кому от этого легче и лучше?

— Вульфрик, — тихо шепнула, привлекая его внимание, — я не умею слезать с лошади и мне страшно упасть. Помоги мне, пожалуйста.

Просияв лицом, он подошёл ко мне вплотную и, обняв за талию, прижался к моему животу головой. Простояв так наверное с минуту. дёрнул меня с лошади и поставил на землю.

— Я запомню этот момент, Томмали, — шепнул он.

— Но мне не нужна старая лошадь, — всё же пробурчала я.

— Томма, я не посажу тебя на резвую лошадку. Ты для меня бесценна, так что смирись с тем, что первое время это будет всё же кляча.

Тяжело вздохнув, Вульфрик всё же пошёл к храму, таща меня за собой.

Оказавшись внутри, я невольно вздрогнула. Тут было заметно холоднее, чем на улице, и мне точно не показалось, потому как Вульфрик быстро скинул с себя лёгкий кафтан и накинул мне его на плечи поверх моего шерстяного платья. Это маленький жест внимания и заботы я приняла без лишних слов.

В кафтане стало чуть теплее. Осмотревшись вокруг, не увидела ничего, что могло бы заинтересовать варда. Сгнившие лавочки, стены в копоти. крыши так и вовсе нет. Из-под щелей в деревянных половицах выглядывали молодые побеги травы. И только алтарь в центре помещения, казалось, не затронуло ни пламя, ни дожди, ни само время.

— Может, уйдём отсюда, — вырвалось у меня. В ответ на меня лишь недоумённо посмотрели.

Мне не нравился этот храм. И дело тут было не в гиблой деревне, не в пепелище и даже не в густом молочном тумане, что начинался совсем рядом. Нет меня настораживал сам храм. Что-то подсознательно шептало бежать отсюда подальше и никогда не приближаться. Я всматривалась в серые поросшие густым мхом стены, и пыталась вспомнить — была ли я когда-нибудь здесь до пожара. Но память молчала, только инстинкты шептали, что здесь мне не место.