Твой шёпот в Тумане - Мария Лунёва

Просто потому, что ошибочно полагаешь, будто так нужно. Что так правильно, и никто, кроме тебя, этого не сделает. Но это не так. Вас всегда было трое, но везла одна. Сейчас у тебя есть я, но ты отказываешься передать мне свои заботы. Хватит, Томма. Твоя жизнь изменилась, и теперь в ней главный я. И проблемы теперь у нас на двоих. Я не позволю тебе продолжать в том же духе.

— Я не хочу с вами разговаривать, — выдохнула я.

— А придётся, — тихо рассмеялся он. — Придётся, мечта моя. И все недомолвки устранять. И друг к другу притираться. У меня много к тебе претензий скопилось. Я ведь все те дни, что ты под иллюзией скрывалась и меня за нос водила, с ума сходил. Я тебя оплакивал, девочку, что нашёл и даже не обнял, — его объятия стали просто удушающими. — Я ночами в Тумане бродил. Я звал тебя. А ты смотрела на меня со стороны и тихо радовалась, что смогла обвести вокруг пальца северянина. Тебе меня не жаль было?

— Вы хотели ехать. смотреть гиблое место, — попыталась сменить тему. Да мне было стыдно. Сейчас совестно, но не тогда. И разговаривать об этом, я была не готова.

— Нет уж, отвечай, сердце моё, — выдохнул он мне на ушко. — Отвечай.

Тяжело вздохнув, поняла, что деваться некуда. Но врать совсем не хотелось.

— Нет, мне не было вас жаль. Я не верю в сказки, где бедные селянки становятся княгинями. А вот что рожают незаконнорождённых детей и потом растят их в одиночестве, как ваша матушка, к слову, — это да, больше на истину похоже.

— Я ведь тебе браслеты надел, — выдохнул Вульфрик.

— Это только украшение. В глазах окружающих я любовница и не больше.

Мужчина зло рыкнул и, схватив меня за руку, потащил к толпе наших мужиков деревенских, что рыли ямы под фундамент нового дома.

Я не понимала, зачем, вообще, весь этот разговор.

Не понимала мотивов его действий.

Всё, что мне оставалось — это следовать за ним.

— Кто у вас старший? — натурально прорычал Вульфрик мужикам.

— Я, князюшка, — испуганно помычал староста Малойо.

— Вард, — ещё злее рыкнул Вульфрик. — Сколько раз повторять, как принято обращаться к главам правящего клана.

— Прости, вард, — быстро исправился старик.

— Как у вас женятся? — задал очередной вопрос северянин.

От удивления все впали в лёгкий ступор, даже я.

— Женятся, — Малойо почесал затылок, поглядывая в мою сторону, — так храма уже много лет нет. В общем, старший и женит. А глава-то вы, вардушка. Стало быть, вы и жените.

— Я?! — теперь Вульфрик выражал изумление.

— Вы, вардушка. Слово ваше — закон. Кого мужем да женой назовёте, те почитай и семья.

Я глянула на Вульфрика. На лице северянина расплылась довольная улыбка.

— Я, значит. Ну, так слушайте, — проорал он таким басом, что на нас обернулись все, даже дозорные с вышек. — Томмали дочь Эсама из Красенки отныне моя жена и ваша вартеса. Томмали из клана Бессон — моя избранная, и ваша хозяйка.

Я несмело подняла взгляд. Мужики как-то пришибленно глядели на меня, не зная, как, вообще, реагировать на слова варда. А вот северяне, все как один, присели на одно колено и склонили головы. Вокруг нас царила тишина. Увидя, как кланяются воины варда, и ваши деревенские попадали на колени.

Такого смущения я ещё никогда в жизни не испытывала. И хуже всего, что они вставать не собирались. Вся эта тишина затягивалась и заставляла меня нервничать.

— Прикажи им встать, — негромко, но твёрдо произнёс Вульфрик.

— Яне могу, — шепнула я осипшим от волнения голосом.

— Почему?

— Мне стыдно, я ведь простая деревенская женщина.

— Ты вартеса! А где ты там родилась и с какой ты деревни, волновать тут никого не должно.

— Но какая из меня вартеса, — дрожащим голосом шепнула я, поймав на себе взгляд старосты деревни. Малойо сделал, ну, очень большие глаза, видимо, намекая, что не по возрасту ему коленями землю тереть.

— Томмали, солнце садится. Нам ещё деревню посмотреть, так что прикажи им встать или пусть сидят так до нашего возвращения, — лениво пробормотал Вульфрик.

После этих слов, он выпустил мою руку. развернулся и пошёл в обратном направлении, оставляя меня самой решать, что делать с мужиками.

— Вставайте, — пропищала я.

Все поднялись и как-то странно спрятали от меня глаза, словно веселились.

Особенно это было заметно по воинам северян, я даже слышала смешки. Уж чем вызван такой подъём настроения — не сообразила. Может с меня веселились, или сам способ женитьбы позабавил. Как-то не по себе стало, не любила я быть центром внимания.

Наши мужики же, сбившись в кучу, что-то быстро парой фраз обсудили, и ко мне выдвинулся староста нашей деревни, словно от делегации какой. И вид у старика такой важный. Я, совсем смутившись, соображала, как бы сбежать за своим вардом, пока они мне речи задвигать пламенные не начали. Не нравилась мне вся ситуация в целом, и деловитый вид нашего старосты в частности.

— Ты, Томма, это, — начал Малойо, — скажи там, чтобы молока детям давали, а мы и водой в обед перебьёмся.

— Молоко, — я выпучила глаза на старосту. — Да кто меня тут слушать будет. Какое ещё молоко.

— Не глупи, Томма. Нам в обед распорядись давать воду, а молоко пусть бабам отдадут, чтобы детей поили. Ну, варду своему так и скажи.

— Малойо, миленький, ты что думаешь, слушать меня кто станет.

— Да, не глупи ты, а. Вроде дурой никогда не была. Этот северянин на тебя такими глазами смотрит, что пёс побитый, а ты всё нос воротишь. Да попроси его: он нам не то что молока, коз притащит.

— Томмали, нам пора, — позвал меня Вульфрик.

Ещё раз глянув на Малойо, я быстрым шагом пошла к варду. А в голове царил такой бардак. Он меня при всех своей назвал, и не просто женой, а вартесой.

— Ну и что он у тебя попросил? — весело хмыкнул северянин, глядя на моё растерянное лицо.

— Коз с молоком, — ляпнула я, не задумываясь.

— Значит, будут им козы с молоком, — ещё более весёлым голосом обнадёжил меня Вульфрик.

Не выдержав, я схватила его за руку и заставила остановиться.

— Что-то ещё кроме коз? — он откровенно хохотал.

— Зачем? — прямо спросила я. — Я необразованная девушка, откровенная старая дева с натёртыми мозолями на руках от постоянной работы. Я не такая уж и красавица. Почему? Почему я?

Лицо варда стало серьёзным. Подойдя вплотную и ухватив меня за подбородок, заставил поднять голову и взглянуть на него. И сам же, склонившись, навис, вглядываясь в мои глаза, словно ища в них что-то.