Такой нежный покойник - Тамара Кандала

– Напоминаю для сомневающихся – меня больше нет. А эту обманку – чёрт-те что в моём обличье – не вздумайте всерьёз принимать. Мало ли что вам здесь покажут. Да, чуть не забыл по поводу эпитафии – хочу на простой могильной плите многоточие в кавычках, вот так «………», – нарисовал он в воздухе точки. – И никаких слов про любимых мужей и отцов. Поручаю это тебе, Сэмэн. Скажи Вере, что это всегда было моим желанием, можешь для верности «мыло» подделать от моего имени.

– Так она и согласится… – пробурчал Сенька и, опустив голову, побрёл к церкви. – А ты не хочешь с ним там попрощаться? – обернулся он уже в самых дверях к Коре.

– Очень хочу, – повернулась Кора в Лёшкину сторону. – Сейчас вот войду и ка-а-к завою там в голос, ка-а-к грохнусь в обморок прямо к нему в гроб – всё мероприятие испорчу.

– Не делай этого, Ко, – взмолился Лёшка, прекрасно понимая, что она на такое способна. – Нечего тебе там делать. Я там очень плохо выгляжу. Жара стоит ужасная, а это никому не на пользу, особенно нам, мертвякам. Так я куды лучше, – приосанился он.

– Понимаю, Боливар не выдержит двоих, – прокомментировала Кора. – Вдова должна быть одна – главная.

Сенька исчез в сумеречной прохладе храма.

– Лю! А тебя можно потрогать? – Тон был невинным, как у агнца небесного. – Спустись-ка поближе, – игриво-настойчиво поманила его Кора указательным пальцем.

– Ты чё, Ко?! Я ж бесплотный, что трогать-то будешь? Тела нема.

– Ты? Бесплотный?! Надо же, что смерть с людьми делает. Всё равно не поверю. Спустись – я проверю.

– Нечего тут проверять – только расстроишься. – Лёшка остался на прежнем месте, на всякий случай уцепившись за крону.

– Ага, значит не такой уж и бесплотный! – заключила Кора.

Она вытащила из волос гребень и плавным движением головы распустила по плечам густой, червонного золота каскад. Облизнула губы острым язычком и нежно прикусила себе запястье, как, бывало, прикусывал поцелуями Лёшка её смуглое тело, всё – с головы до пят.

– Прекрати, – заёрзал на дереве Лёшка. – Что за идея – покойника соблазнять! Знаешь, смерть часто накладывает сексуальный мораторий на пользователя. Имей совесть, Кора! Ты меня в краску ввела. Только послушай, что я несу. Прям как живой.

– Ты мне только что в неземной любви клялся. А такой мелочи для меня сделать не можешь.

– Какой такой мелочи? – насторожился Лёшка.

И как выяснилось, не зря насторожился.

– Попрощаться со мной по-настоящему.

Кора умела менять тембр голоса по желанию – возьмёт и заговорит на два тона ниже. И все вокруг обмирают. Вот и сейчас, тембр упал ниже живота – противиться этому было невозможно.

– В каком смысле «по-настоящему»?

– В прямом. Конкретно, как тут у вас говорят. Докажи, что любовь сильнее смерти.

– С ума сошла? Я ведь того… мертвяк. Чем прощаться-то? Всем, кроме тебя, известно, что у покойников не стоит. Импотенты мы. Пони маешь?!

– Ну, вот только не надо ля-ля…

– Ко! Ты хочешь, чтобы я и после смерти опозорился? – Лёшка от возмущения даже сверзился с дерева. – Хочешь добить меня окончательно?

– Ничего не знаю. При жизни ты прекрасно справлялся – на две семьи хватало. Значит, и смерть тебе не должна быть помехой.

– Ничего себе логика! Даже не женская – хуже! Ты отдаёшь себе отчёт, что требуешь невозможного? От бесплотного и бескровного бледного облика!

– А то, что происходит здесь и сейчас, что мы выясняем отношения, как старая супружеская парочка, и это, извини, после кончины одного из партнёров – такое возможно? Недаром же в песне поётся, что «в любви ничего невозможного нет», – пропела она, дико фальшивя, строки из хита своего детства.

– Какая песня? При чём тут эта дурацкая песня? Ты понимаешь, к чему ты призываешь покойника? К сексуальному разбою! К посмертному коитусу! До такого ещё никто не додумывался. Некрофилия в чистом виде.

– Ты, Лю, такой нежный покойник, что устоять перед тобой невозможно! – Тон был плутовским, глаза фиолетово потемнели от ведьминской страсти.

– Отлично! Нежный покойник. Еще скажи, сексуальная игрушка. А чё, удобно – в холодном виде всё лучше сохраняется.

– Можно. Всё можно. Только возьми меня с собой полетать. Как раньше, помнишь? Ленивый секс спросонья.

– То было спросонья. А сейчас ты требуешь соития с усопшим. Звучит, кстати, неплохо, прямо на обложку просится: «Соитие с усопшим», – признал Лёшка. – Только вот где ты это предполагаешь осуществить – здесь, на плахе? В смысле, на лавке? Или, может, в церкви укромное местечко найдём? А то и прямо в гробу можно…

– Не прикидывайся – ты прекрасно знаешь, где можно это сделать.

– Интересно, где же?

– ТАМ, – она подняла голову к небу, – за облаками. И не пытайся меня убедить, что тебе это не под силу – тебе сейчас всё под силу, если уж ты после смерти столько времени здесь, с нами, околачиваешься.

– Я пытался закончить всё высоким стилем, а ты призываешь меня к небесному разврату.

– И ты собираешься устоять? Не можешь же ты мне в этом отказать. Это не по-мужски. И не старайся казаться бесстрастным, как мираж, – на тебя не похоже.

– Это бессовестный шантаж.

– Возможно. Но это ведь моя самая-самая последняя просьба. Раз уж ты не хочешь забрать меня с собой насовсем, возьми только попробовать, потом вернёшь.

– Так не бывает – уйти, вернуться…

– Значит, мы будем первыми.

– Господи, Кора! Я же ничего не знаю. Не знаю даже, где я сейчас есть. Не знаю, что ТАМ.

– Есть Ведомое и Неведомое, а между ними – двери. А может, тебя ТУДА одного не пускают? А со мной пустят – я открою тебе дверь. И это ничего, что ты бестелесный: в божественном соитии любящие тоже становятся бестелесными, невесомыми. Помнишь, как мы с тобой летали, не расцепляясь ни на мгновение. Смог же ты у меня только что нож из груди вынуть. И я чувствовала, как тебе хотелось прикоснуться – бесплотные ТАК не реагируют. – Она, усмехнувшись, медленно опустила глаза.

Лёшка оглядел себя и в ужасе прикрыл ожившие вдруг гениталии.

* * *

– Выбрось это из головы, Ко. Как говорила Сенькина баушка, не всё то солнце, что по утрам встаёт. В корень, можно сказать, глядела. Типа, светит, да не греет.

– Уже хорошо, что светит. А о тепле я уж сама как-нибудь позабочусь. Подумаешь, покойника распалить… Никак ты во мне сомневаешься? Или больше не нравлюсь – постарела, подурнела за эти годы?..

– Искусительница!

Кора улыбнулась:

– Змея?

– Хуже – та, по крайней мере, имела дело с живыми. А ты, Ко, и мёртвого из гроба поднимешь. И потребуешь предъявить свою мужскую силу.