Двадцать лет спустя - Чарли Донли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эта кровь совпала с кровью Виктории Форд по ДНК. Версия была, что, торопясь сымитировать самоубийство, она порезалась ножом, когда пилила веревку.
– Итак, эта кровь, – сказала Эйвери. – Она была главной уликой, связавшей Викторию с местом преступления?
– Кровь и еще моча, обнаруженная в унитазе. Обе совпали с ДНК Виктории.
Эйвери вспомнила голос Виктории Форд с записи автоответчика.
«Они говорят, что обнаружили мою кровь и мочу на месте преступления. Но этого не может быть. Ничего этого не может быть. Пожалуйста, поверь мне».
– На ноже, а также на бокале на прикроватной тумбочке, были ее отпечатки пальцев, – сказал Уолт, повернув голову к Эйвери, склонившейся над столом очень близко к нему. – Все это связало ее с местом преступления.
Эйвери посмотрела обратно на фотографии:
– Значит, подозревалось, что в момент преступления, когда Виктория порезалась, Кэмерон Янг был уже мертв?
– Да. Версия была, что Кэмерона Янга задушили во время какой-то садомазо-практики. У него по всему телу следы плетки, так что мы знаем: что бы ни происходило той ночью, это было весьма жестоко. Когда он умер, Виктория Форд попыталась устроить, чтобы все выглядело как самоубийство.
– Как вы пришли к этому заключению?
– По мнению судмедэксперта, повреждения на шее Кэмерона Янга подсказывали, что изначально его удушили веревкой. Вскрытие показало, что он пострадал от так называемой асфиксии короткого падения: скопление крови в легких, точечные кровоизлияния в слизистой век и щек и куча других находок. Мы можем посмотреть результаты вскрытия, и я подробно объясню их вам. Но было ясно, что причиной смерти стало удушение сдавливанием, возможно, в результате эротической асфиксии. Затем, когда он умер, его тело сбросили с балкона. Это привело к травме от так называемого длинного падения – глубокой борозде от сдавливания и разрыву спинного мозга. Но было установлено, что эти травмы произошли, когда он был уже мертв.
Эйвери водила руками по фотографиям, чтобы упорядочить мысли.
– Значит, Виктория Форд убивает Кэмерона Янга, потому что он не бросает жену.
– И потому, что он заделал жене ребенка после того, как заставил Викторию сделать аборт.
Эйвери медленно кивнула:
– И как вы узнали про аборт?
– Мы истребовали ее медицинскую карту, а потом она призналась во время допроса, что сделала аборт.
– И во время аборта возникли осложнения?
– Верно, – сказал Уолт. – Процедура лишила ее возможности иметь детей в будущем.
– И это был аргумент окружного прокурора, почему она его убила?
– Да.
– Ладно, – сказала Эйвери. – Значит, Виктория убивает его. Затем ей в голову приходит идея обставить все как самоубийство. Она завязывает вторую, более длинную веревку вокруг его шеи и бежит в гардеробную, чтобы привязать веревку к сейфу, самой тяжелой вещи в комнате.
– Верно.
– Пока она торопится подогнать место преступления под самоубийство и режет веревку, чтобы привязать ее к сейфу, она режется об нож.
– Верно.
Эйвери внимательно смотрела на фотографию окровавленного ковра.
– Затем она привязывает веревку и сбрасывает тело с балкона?
– Да, такова была оценка места преступления и довод обвинения.
– Почему она оставила нож? – спросила Эйвери. – Если Виктория подгоняла все под самоубийство, зачем ей оставлять нож со своими отпечатками рядом с сейфом?
– Она запаниковала, – уверенно сказал Уолт. – Может, предположила, что его свяжут с Кэмероном. Ведь нож с его собственной кухни. Если мы полагаем, что в этот момент она рассуждала логически, то надо также спросить, зачем ей оставлять на тумбочке бокал со своими отпечатками. Или свою мочу в унитазе. Но мы никогда не утверждали, что она сделала все идеально. Совсем наоборот. Виктории Форд не удалось убийство. По крайней мере, скрыть следы.
Эйвери продолжала перебирать фотографии. Она подняла изображение раздувшегося тела Кэмерона Янга, висевшего на заднем дворе.
– Виктория весила пятьдесят четыре килограмма. Утверждалось, что она протащила мертвого мужчину на сорок пять килограммов тяжелее себя через спальню, подняла его и перебросила через метровую ограду балкона. Не легкая задача.
– Но не невозможная. Особенно на фоне выброса адреналина.
Эйвери смотрела на Уолта, пока он говорил. Что-то в его тоне или поведении подсказывало: сегодня он менее уверен в деле и его выводах, чем, вероятно, был двадцать лет назад. Она сомневалась, что причиной его скептицизма стали ее первые несколько вопросов, и Эйвери задавалась вопросом, есть ли что-то еще, что известно ему про это дело.
Она показала на коробку:
– Давайте посмотрим остальное.
Глава 38
Манхэттен, Нью-Йорк
суббота 3 июля 2021 г.
Уже после девяти вечера они решили сделать перерыв. Глаза Эйвери горели, а в основании черепа зарождалась тупая головная боль из-за чтения множества документов, полицейских рапортов и расшифровок допросов. Она спустились на лифте в лобби и вышли через вращающиеся двери в вечернее тепло. Оба не обедали, так что отправились в «Паблик хаус», где сели за барную стойку и заказали бургеры и пиво. Вечер субботы, а вокруг пусто.
– Вы когда-нибудь видели город таким? – спросил Уолт.
– Никогда. Я слышала рассказы о том, как он пустеет на Четвертое июля. Некоторые из моих друзей любили оставаться, когда все остальные устремлялись из города. В детстве я проводила лето в Висконсине.
– В Висконсине?
– Да. Родители каждое лето отправляли меня в лагерь. Восемь недель мореходного лагеря в северном Висконсине. Так что ребенком меня всегда не было на Четвертое июля. Когда я была старше, мы обычно ездили… – Эйвери остановила себя, два ее мира снова столкнулись. – У нас был дом в Хэмптонс. Мы всегда проводили Четвертое июля там.
– У ваших родителей?
Эйвери кивнула.
– Они до сих пор владеют им? – спросил Уолт. – Я имею в виду, что если у вас есть доступ к дому в Хэмптонс, то напрашивается вопрос, почему вы проводите выходные со мной.
Эйвери улыбнулась:
– Я работаю. Но нет, дома… давно нет.
Эйвери не упомянула, что «домом» был особняк площадью больше девятисот квадратных метров на пляже и что его не просто «нет», а он конфискован властями, как все до единого объекты недвижимости, которыми владела ее семья. Она также пропустила тот факт, что ее мать умерла, отец жулик и что ее время в Нью-Йорке этим летом приведет к гораздо более крупным последствиям, чем прольет свет на виновность или невиновность Виктории Форд. «Просто мелочи жизни», – думала Эйвери, потягивая пиво. Пустяки, которые она держала при себе, когда знакомилась с новыми людьми.
Им подали бургеры. Между укусами Уолт спросил:
– Проводить лето в Висконсине… было скучно для ребенка?
– Совсем наоборот. Это были лучшие времена моей жизни. Мореходная школа была известной